Кто управляет Россией? - Татьяна Миронова

Верному монархисту, честному человеку, профессионалу своего дела не может принадлежать оглушающее своей безапелляционностью заявление о неизбежности смерти Государя Императора: «В общем ходе мировых событий смерть Царя, как прямое последствие лишения его свободы, была неизбежной, и в июле месяце 1918-го года уже не было силы, которая могла бы предотвратить ее» (там же). Но зато как нужны были эти слова для многих бывших царских подданных, тех предателей, кто сознавал, что будущие поколения непременно предъявят им счет, бросят им в лицо горький упрек в нарушении клятвы верности Царю, в разрушении Самодержавия. Подлая, коварная рука не дрогнула вписать эти лживые слова в книгу одного из самых верных Государевых слуг, воина по духу!

Если клеветнически выставленные «отрицательные качества» Государя Императора в фальсифицированных главах еще кое-как «припудрены» похвалами его доброте, мягкости, «очарованию» (о чем Соколов тоже объективно судить не мог!), то уж погибшую в Ипатьевском застенке Государыню Александру Федоровну «записки следователя» бесстыдно чернят, приписывая ей самые неблаговидные черты характера. Вот где рука злобного фальсификатора выплескивает на страницы «записок» неприкрытую мстительную ненависть к Александре Федоровне, совершенно не присущую самому Соколову. Ведь в начале книги следователь признается (и мы верим, будто это его собственные слова), что он «не знал жизни, психологии той среды, к которой принадлежали потерпевшие от преступления», тем более он не знал погибших лично и потому никак не мог заявить: «Я признал преобладание воли Императрицы над волей Императора. Это существовало с самого начала совместной жизни и коренилось в их натурах. В последние годы ее воля подавляла его волю» (там же).

Государыня объявляется в книге истеричкой: «Может ли быть признана здоровой женщина, дающая жизнь гемофилику?… После его рождения ее истерия стала выпуклым фактом» (там же, с.84). Лютым мщением, а отнюдь не следовательским бесстрастием дышат слова книги, не подкрепленные ни единым фактом: «Аномальное сознание своего «я», навязчивость идей, чрезмерное волевое напряжение, раздражительность, частая смена настроений, нетерпимость к чужому мнению — все это было налицо» (там же).

Фальсификатора выдает и предвзятая атеистическая оценка религиозности Александры Федоровны, во-первых, ложное утверждение, что «к религии обратилась она, когда поняла, что жизнь ее надломлена, что ее сын гемофилик». Это заведомо неверно, ибо Государыня с детства была искренне верующей, и вопросы Веры для Нее стояли выше любви и брака. Во-вторых, сама Вера Императрицы с масонской издевкой названа «экзальтированной», автор настойчиво проводит мысль, что «этими настроениями она заражала других… их не избежал и сам Государь» (там же).

Но все же главное обвинение, на которое опять-таки честный следователь Соколов не имел никакого права, да и вряд ли решился бы его предъявить зверски убитой, замученной Императрице, это то, что «Императрица в последнее время стала вмешиваться в дела управления» (там же). Открыто выдвинутое обвинение, которое автор книги вкладывает в уста камер-юнгферы Занотти (уж кому как не горничной судить о вмешательстве Императрицы в политику!), звучит, по крайней мере, странно и нелепо, однако именно оно является для фальсификаторов важной «зацепкой» для введения в «записки» Григория Распутина. Но при чем тут Григорий Ефимович? Ведь он никак не связан с темой книги — расследованием конкретного убийства, именно убийство Царской Семьи расследовал Соколов и ничего более, но фигура Григория Ефимовича фигурирует все время в «Записках» следователя, разрушая естественную ткань исследовательского текста. Отдельный параграф так и называется «Распутин», и в нем основные обвинения выведены в виде так называемых «свидетельских показаний». В числе свидетелей выступают П. Жильяр, Занотти, дочь Варвара, князь Юсупов, а также некие анонимные свидетели — «одна женщина», «одно лицо военно-судебного ведомства», один из членов некоего «Центра Государственного Совета», «женщина, жившая в его квартире и наблюдавшая его» (т. е. Распутина. — Т.М.). И это стиль знаменитого следователя Соколова, одного из лучших профессионалов своего дела! И ведь что показательно, анонимные свидетели у Соколова проходят только в рамках распутинской темы, в других главах подобных шатких оснований для своих выводов следователь не приводит. Но и свидетели, чьи имена известны, не вызывают доверия. Ценность показаний о Распутине Жильяра, учителя цесаревича Алексея, что Распутин-де «имел влияние на управление страной» (там же), сведена к нулю его же признанием в собственных мемуарах, что с Распутиным он не был знаком, а видел его лишь однажды в передней Александровского дворца. Показания горничной Занотти о пресловутом «соблазнении» Распутиным няни цесаревича Марии Вишняковой, или о том, что Государыня «мало-помалу из религиозной превратилась в фанатичку» (там же), или о том, что «Государыня была… больна истерией» (там же), или что «вместе с Вырубовой и Распутиным они обсуждали дела управления» (там же), эти показания женщины, в обязанности которой входила уборка комнат и заведывание гардеробом Императрицы, также являются либо откровенным подлогом, разоблачить который публично бедная женщина вряд ли имела возможность, либо это злоба завистницы-служанки, решившейся после гибели своей Хозяйки выместить всю свою ненависть к святой Семье в самой непристойной клевете. Хотя в последнее предположение поверить невозможно, ведь Занотти была среди тех, кто последовал за Государыней в Тобольскую ссылку.

Измышлениям о Распутине, приписываемым в книге Юсупову, который, по свидетельству очевидцев, был у Григория Ефимовича не более двух-трех раз, вообще нельзя доверять. Чего стоят якобы «выболтанные» Распутиным сведения о «чудесных травках, которыми можно было вызывать атрофию психической жизни и останавливать кровотечения» (там же).

Иначе как клеветой не назовешь ничем не обоснованные заявления, сделанные от имени Соколова, о несметном богатстве Григория Ефимовича, не имеющие никакого документального подтверждения в следственном деле и до того не подтвержденные Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства: «Руднев считал Распутина бедняком, бессребреником. Не знаю, на чем он основывается. Мною установлено, что только в Тюменском отделении Государственного банка после его смерти оказалось 150 ООО рублей» (там же).

Для чего фальсификаторам требовалось непременно разоблачить именно Григория Распутина, хотя тема книги — убийство Царской Семьи? Для того, чтобы показать, что Распутин и увлеченность им Государя и Государыни были духовной причиной разрушения Самодержавия, а «преемник Распутина (Соловьев. — Т.М.), порожденный той же самой средой, существовал и в Тобольске и обусловил их гибель» (там же). Вот так — просто и ясно: не предательство армии и Церкви, не масонское Временное правительство, сославшее Царскую Семью в Сибирь, не еврейская большевистская клика, ритуально убившая Царственных мучеников, а Распутин с Соловьевым обусловили гибель Государя, Его жены и детей! И вложить это нелепое обвинение в уста следователя, годы потратившего на то, чтобы установить истину в деле о цареубийстве, а нам после этого верить, что книга Соколова — подлинный документ эпохи?! Вот уж действительно как слепота и глухота напали на русских людей, что ни глаза их не видели, ни уши не слышали нелепицы и лжи в фальсифицированных «записках следователя». Ведь если подытожить все сказанное в книге от имени Соколова о Государе, о Государыне, о Распутине, то окажется, что все это повторение избитых басен старых дворцовых масонов-интриганов В. Н. Орлова и в. кн. Николая Николаевича, клеветнических измышлений, вынутых на свет из зловонных, затхлых сундуков их мстительной памяти и выплеснутых на бумажные листы под видом «записок» стороннего Царской Семье, но глубоко преданного Ей человека — следователя Николая Александровича Соколова.