Дело о живых мишенях - Александр Ковалевский

Только сама Зоя на этот счет не сильно обольщалась — без того же уголовного розыска с его агентурной сетью она бы не подняла ни одного «глухаря». Лишь опера угро имеют своих информаторов в криминальной среде, а следователям иметь свою агентуру не положено. Процессуально она руководит расследованием, но и без ее ценных указаний уголовный розыск примет все необходимые меры для раскрытия преступления и будет оперативно сопровождать уголовное дело вплоть до суда. По сути, преступление раскрывает уголовный розыск, а следователю остается только должным образом все процессуально оформить и подготовить дело для передачи в суд.

Участвует же в раскрытии преступлений зачастую огромное количество людей — опера, эксперты-криминалисты и судмедэксперты, участковые инспекторы милиции, пэпээсники и гаишники, работники паспортной службы и даже простые граждане, которые что-то видели, кого-то опознали, чему-то стали свидетелями.

Первыми на место преступления прибывает, как правило, следственно-оперативная группа райотдела, и пока дежурный следователь с экспертом-криминалистом заняты осмотром, оперативники с участковыми инспекторами милиции устанавливают свидетелей — опрашивают всех соседей (поквартирный обход), а при необходимости и всех жителей соседних домов. Это занимает, конечно, немало времени, но дает результат — выясняется круг общения потерпевшего, его последние контакты, и если человека недавно видели с потерпевшим, а на допросе он это почему-то отрицает, естественно, к нему возникают определенные вопросы.

У «важняка» Василевской было свое «золотое правило» расследования «глухарей», гласившее: если следствие зашло в тупик, допрашивай всех, кто имеет хоть какое-то отношение к делу. Понимая, что не имеет права на ошибку, ведь от выводов следователя зависит судьба конкретного человека, прежде чем предъявить кому-то обвинение, Зоя всегда дотошно все проверяла и перепроверяла. Именно ее дотошность была залогом того, что расследуемое ею дело не вернут на доследование.

В отличие от оперов уголовного розыска со следователей никто не требовал процентов раскрываемости. Для следователя главное, чтобы дело прошло в суде и был вынесен обвинительный приговор. Расследование считается проведенным недобросовестно, если суд отправлял уголовное дело на дорасследование. От ошибок, конечно, никто не застрахован. Не ошибается только тот, кто ничего не делает, и Зоя старалась брака в своей работе не допускать, поэтому полностью надеяться на уголовный розыск было нельзя. Она-то знала, как опера умеют выбивать «чистосердечные» признания — под пытками подозреваемый может взять на себя любую вину, а на суде потом заявит, что его избивали и принудили оговорить себя. В подобных ситуациях суду ничего не остается делать, как более пристально изучить собранные следствием улики и вещдоки, подтверждающие вину подсудимого.

Доказательства, полученные под воздействием физического насилия или психологического давления, являются недопустимыми и юридической силы не имеют. Признание же обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств. И если выяснится, например, что обвиняемый при воспроизведении инкриминируемого ему преступления дал свои показания без конкретных подробностей, позволяющих однозначно утверждать, что такие детали мог знать только совершивший это преступление, его придется отпустить прямо из зала суда за недоказанностью вины, а дело отправят на дорасследование. Понятно, что за такую топорную работу следователя по головке не погладят. Дорасследование — это брак в работе следователя, а привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности с обвинением его в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет. Поэтому Зоя руководствовалась принципом: лучше отпустить десять виновных, чем посадить одного невиновного. Из-за этого у нее с уголовным розыском порой возникали серьезные разногласия.

Над операми дамокловым мечом постоянно висела отчетность по показателям раскрываемости, поэтому опера всяческими правдами и неправдами отбрыкивались от потенциальных «глухарей», и Зоя, как бывший мент, их прекрасно понимала. Сама в свое время лепила «отказные» по тем же грабежам, выполняя негласную установку своего непосредственного начальства — регистрировать только те грабежи, которые реально раскрыты, остальные же скрывать от учета, дабы не упал процент раскрываемости. С убийствами, правда, дело обстояло немного сложнее. Убийство не очень-то укроешь, но для нашей милиции нет ничего невозможного. Нераскрытое убийство просто так в архив не спишешь, поэтому нужно сразу определиться, а было ли вообще убийство или, может, все-таки произошел несчастный случай? Проломлен череп у потерпевшего? Ну, ясное дело: шел, споткнулся, упал… Кухонный нож торчит в груди? Резал лук, вот рука неудачно и соскользнула! Даже если найден труп с двумя пулевыми ранениями в голову — отчаиваться рано. Можно, например, хорошенько поработать над версией самоубийства.

Это только героини детективов в любом самом заурядном происшествии видят преступление века и рвутся его тут же раскрывать, а профессионалам оно и даром не нужно, ведь за лишнюю работу им никто не доплачивает. Но если уж никак не отвертеться и приходится с горечью констатировать, что да, действительно было убийство, которое по всем признакам грозит райотделу очередным «глухарем», то нужно дать в сводку хотя бы подозреваемых. Обычно в эту категорию попадают те, кто первым сообщил о преступлении, и ближайший круг потерпевшего (или потерпевшей). Мало ли за что могли убить, из ревности или личных неприязненных отношений, у нашего следствия всегда найдется пара-тройка красивых версий происшедшего. Если невиновны, попарятся немного в камерах и пойдут себе домой, а для ментов первая гроза миновала, начальство уже поостыло и меньше будет мешать работать.

Задача же следователя — установить истину. Это опера могут грести всех подряд, и правых и виноватых, а решение об аресте задержанного принимает только следователь, и он же будет отвечать, если арест признают незаконным. Чтобы удостовериться в том, что человек действительно совершил инкриминируемое ему преступление, а не по каким-то неизвестным причинам просто оговорил себя, после допроса следователь должен проверить все показания на месте. И только когда на «выводке» подозреваемые в деталях, которые могут быть известны только им, воспроизведут обстановку и обстоятельства совершенного ими преступления, лишь тогда их вину можно считать доказанной. Но и «выводка» еще не панацея от ошибок, ведь опера могли заранее свозить задержанного на место преступления и проинструктировать его, как себя вести на «выводке». С Зоей, правда, такие варианты не прокатывали. Ведь главное качество успешного следователя, а репутация у Василевской была именно такой, — это умение общаться с разными людьми, при этом следователь должен безошибочно определять, когда подозреваемый говорит правду, а когда лжет. А женщине-следователю и «детектор лжи» не нужен. Великолепная восприимчивость женщины, обладающей природной чувствительностью более тонкой настройки, дает ей возможность мгновенно улавливать нюансы непроизвольной мимики и жестикуляции, замечать смену эмоций и настроения у собеседника по малейшему изменению тональности его голоса, выражению лица, поэтому их сложнее обмануть, чем мужчин. Зою никто из оперов и не пытался обмануть хотя бы потому, что в уголовном розыске все знали, что Сокольский за нее любому голову оторвет.