Библия улиток - Евгения Мелемина

– Ты придерживаешься принципа жизни, – ответил Луций. – Поэтому я тебе доверяю.

Под окном не было слышно никаких голосов. Только тихо шумела листва и вечернее солнце тихо кралось меж деревьями. Бархатистые тени лежали непрочно, срывались с места по первому приказу ветра. Ани присела на подоконник, опустила жалюзи и наблюдала за ними через небольшую щелочку. Рядом с ней сидел серый кот.

Луций поставил рядом большую чашку с зеленым чаем, и она поблагодарила кивком.

– Разве плохо? – тихо спросила она. – Разве плохо просто так сидеть и смотреть на деревья?

– Я их каждый день вижу.

– Здесь могли бы расти дети…

– Да, сейчас ты вряд ли детей заведешь, – согласился Луций.

Она прижалась губами к краю чашки, повернула изуродованную голову.

– Знаешь что, Комерг… ты тоже неудачник. Ты воспитан по принципу жизни и от насилия тебя тошнит. Другое дело, что ты готов с этим жить и даже радуешься, что преодолел себя. Но ты не убийца и не жестокий. Ты плакал, когда вас с Аврелием разделили – я видела. Мы же росли вместе, это не спрятать. Просто капитан недолюбливал тебя, он рад был бы тебя вовсе не замечать, но как не замечать, если Луций одному брату руку сломал, на второго замахнулся? Как проигнорировать, если Луций житья никому не дает? Приходится возиться, приходится разъяснять, приходится постоянно контролировать… Тебе было противно, но куда деваться? Все мы получили право на рай и короб за спину, а ты все ломался, орал и бесился, тянул время… На что-то надеялся? Надеялся, что капитан выделит тебя из остальных? Мы все равны для него, помнишь?

– Он что-то другое имел в виду.

Она мотнула головой.

– Нет, он говорил верно. Мы все равны для него: и ты с глубоко вбитым принципом жизни, и Реллик, которого до десяти лет воспитывали на Небе-2, – по совершенно другой программе.

– Значит, это он тебя?..

Ани аккуратно поставила опустевшую чашку и погладила кота.

– На Небе-2 капитан растил медиков. Реллик воспитывался вместе с Сантаной. Он знает его в лицо. Думаю, он не станет молчать и расскажет всем, как нагло ты их обманываешь. Обещал медика, привел черт знает кого… а для них это жизненно важно. Среди наших ребят есть тот, кто меня чуть не убил, и думаю, он рад будет и тебя прикончить за все, что ты с ним сделал.

– Какого же ты тогда черта приперлась сюда, если знала, что Реллика красным плащом не обманешь?

– Откуда я знала, что он здесь? – возразила Ани. – Да, это риск, но я все-таки надеялась, что он давным-давно убрался из Края и издох – он же громче всех орал, что имеет право уйти. За тобой идут, кстати…

Кот мягко спрыгнул с подоконника. Ани потянула шнурок, жалюзи с тихим шелестом поднялись вверх, впуская голоса и вечерний мягкий свет.

По лестнице поднимались. Луций сдернул Ани с подоконника, выставил ее перед собой и прижал к ее виску маленький револьвер с рукояткой из слоновой кости. Он прижался щекой к ее щеке, хоть и пришлось наклониться.

– Вы один раз ее уже убивали, – быстро сказал он, увидев в дверях Лондона с вопросительно поднятыми бровями и Тенси, мрачного, как старый ворон. – Хотите убить ее еще раз?

Лондон и Тенси переглянулись.

– Ты все-таки псих, Комерг.

– Выходи и беги. Форы у тебя немного. Скажем, что ты заперся в подвале, но эта байка никого долго не удержит.

– С чего это? – мрачно спросил Луций.

Тенси пожал плечами.

– История повторяется. В прошлый раз за такое кто-то чуть не убил ее, – он кивнул на Ани, – легче нам от твоей смерти не будет, поэтому лучше беги.

– Это не шутка, – добавил Лондон. – Давай быстрее…

Под рукой Луция шевельнулась Ани. Луций прихватил ее шею покрепче, боком, вдоль стены, проскользнул мимо Лондона и Тенси. Тенси отвел глаза, Лондон закашлялся, отваливаясь назад, в темноту коридора. Мелькнула его окровавленная ладонь.

– Совсем плохо, Лондон? – шепнул Луций, обходя его и подталкивая вперед Ани. – Мой совет – поищи хорошего врача…

Ответа он дожидаться не стал, кинулся вниз по лестнице, на выходе ворвался в густое плетение кустарника и затих. Под его рукой дрожало теплое маленькое тельце. Ладонью он почти закрыл лицо Ани, и ее дыхание мерзко нагревало пальцы.

Красноватый блик вспыхнул и угас – солнце садилось. Захрустел песок, высыпался белый свет фонарика – тусклый, небрежный.

– В подвал, в подвал идите… – раздался голос Тенси из раскрытого окна. – Там разберемся.

– Куда дальше пойдешь?..

– Кто его знает, лля… в «сайлента» не полезу точно.

– Врачи и у синдромеров есть, говорят. Прийти и сказать: ребята, извините, я вам ничего плохого не хотел…

– И они тебе врача, да?

– Идиот…

Шаги на лестнице затихли, дверь скрипнула и притворилась.

Остался только ровный розоватый прямоугольник света, выпавший во двор. Луций убрал ладонь.

– Медленно и тихо, – еле слышно сказал он.

– Куда? – одними губами выговорила она.

– Ко-ман-дор… – так же ответил Луций.

Командор принял их, как радушный хозяин гостей на Рождество. Он снял их с того самого места, где Ани выпустила меня из машины, и разразился долгой утомительной речью, из которой Луций не запомнил ни слова.

Он был уставшим и немного обалделым от случившегося. Как какой-то король во время революции, сказал он мне. Интриги, попытка убить сюзерена, верные слуги, прибывшие с тайного собрания для того, чтобы спасти ему жизнь…

– Тебя просто пожалели, – сказал я.

Мы сидели высоко над пустыней, на мраморной глыбе цвета мороженого мяса. Луций еле на нее вполз. После триумфального разгрома уходящих синдромеров его трясло и тошнило часа три. Жалкая попытка организма избавиться от гнили и грязи – стоит только влипнуть во что-то такое, как сразу накатывает тошнота.

Меня тоже мутило, но не так сильно, и то скорее от голода. В сумке Луция оказались замечательно упакованные бутерброды из запасов Командора, но я их пока не трогал – не начинать же жрать, пока брат еще не оклемался.

– Они перестраховались, вот и все. Ваши с Ани истории чем-то похожи, но мне до сих пор не верится, что убийца остался в Краю. Думаю, после того случая он сбежал, так что ты мог бы и не торопиться, чемодан бы собрал, например… что в этой фляжке?

Луций с трудом поднял голову и посмотрел в сумку:

– Ром. Командор тебе передал.

– Прям как родная мать, – буркнул я, вынул флягу и открутил крышечку: так и есть, черный ром, отличный черный ром… – Будешь?

– Давай.

Высыпали звезды, тусклые, словно прорехи в пыльном черном полотне. Дышалось легко – дневная пыль улеглась, пустыня превратилась в черное мерцающее море с мягкими набегающими на нашу скалу волнами. Синие валуны-шалашик остались очень далеко позади, но мне все казалось, что я вижу их, и еще хуже – что я чувствую запах крови и отвратительного жаркого.