Элементарная социология. Введение в историю дисциплины - Александр Фридрихович Филиппов

их не хватает на уровне индивидуального целеполагания. Выход он видит в децентрализованной системе профессиональных общностей. Дюркгейм говорит об этом и в предисловии ко второму изданию «Разделения труда», и в «Самоубийстве». Это своего рода социальная программа радикального, но не революционного исцеления общества.

Лекция 7

Поздняя социология Дюркгейма

Поздний Дюркгейм у нас плохо известен и еще хуже понят. Все-таки мы работаем, когда возможно, с переводами, и это касается не только учебного процесса, но и вообще положения дел в науке. Три замечательные монографии Дюркгейма, о которых речь шла на предыдущих лекциях, в общем, перевешивают все остальное, что тоже доступно на русском. У нас есть в переводе несколько философско-методологических работ Дюркгейма, вошедших на французском в очень важные сборники его статей: «Философия и социология» и «Воспитание и социология», а на русском – вместе с некоторыми другими – в книгу «Социология: ее предмет, метод, предназначение», которую я называл на первой лекции[100]; у нас есть его знаменитая статья, написанная вместе с Моссом в 1903 года, о первобытных принципах классификации[101], – сочинение очень высокого интеллектуального качества и накала. И есть фрагмент из «Элементарных форм религиозной жизни»[102] – последней большой работы Дюркгейма, которая, как часто говорят, радикально изменяет представление о его социологии, складывающееся на основании более ранних сочинений, так что с трактовкой этой великой книги возникают большие сложности. Даже если посмотреть по времени, мы видим, как сначала Дюркгейм резко стартует, магистральные сочинения выходят одно за одним. И вдруг наступает не то чтобы перерыв – он и пишет, и публикуется, – но какое-то изменение общего плана. До «Элементарных форм религиозной жизни» (выходит в 1912 году) проходит очень много времени. И развить идеи этой работы он толком не успевает, это остается другим ученым. Она с самого начала привлекает к себе большое внимание. Очень интересно, что на английский язык ее переводят уже в 1915 году, и в течение долгих лет этот знаменитый перевод оказывается главным источником знаний о Дюркгейме для широкой публики. Сейчас существует новый перевод, и даже не один, идут споры о качестве и преимуществах переводов. Тем более примечательно, что вот этим старым пользовались несколько поколений. Настоящая судьба классика!

Книжка очень большая, толстая, с огромным количеством примечаний, и в каком-то смысле, на современный взгляд, немножко странная. Дюркгейм всегда говорил, что мы должны опираться на факты, а не заниматься выведением одной идеи из другой – только работа с конкретным материалом является подлинным источником нового научного знания. Но как должны быть получены эти факты? Понятно, что в «Разделении труда» он опирается на исторические труды, работы по истории права, а в «Самоубийстве» он опирается на статистику. А здесь? У книги есть хорошо известный подзаголовок, немного вводящий в заблуждение, – «Система тотемизма в Австралии». Что должен делать человек, пишущий о тотемизме в Австралии? Он должен отправиться в Австралию! Но Дюркгейм не проводил никаких полевых исследований вообще. Он опирался на чужие исследования, на работы антропологов, которые по тем временам могли казаться очень доброкачественными, но впоследствии подвергались критике. И не раз, и не два ставился вопрос, насколько вообще доброкачественна работа самого Дюркгейма в эмпирической части. Понятно, что если мы делаем обобщения, опираясь на источники, а потом оказывается, что сами источники не очень высокого качества, то как мы должны относиться к обобщениям? Окончательного ответа на этот вопрос нет, но можно все-таки принять во внимание, что несколько поколений антропологов были вдохновлены работами Дюркгейма. Так или иначе, без сочинения Дюркгейма мы не можем себе представить ни Радклиф-Брауна и Малиновского, ни Леви-Стросса, ни Мэри Дуглас. То обстоятельство, что собственно антропологическая и источниковедческая база дюркгеймовской книги устарела, очень многих почтенных авторов совсем не смущает.

Идем дальше. Я недаром сказал, что книжка большая, она большая не просто за счет материалов. Она большая за счет очень сложного, разветвляющегося, кружащего вокруг ряда близких тем аргумента. С одной стороны, этот аргумент тот же самый, с которым мы привыкли встречаться у Дюркгейма, – аргумент об объяснении социального социальным. И если дело доходит до религиозных представлений, то все равно в конечном счете приходится опознать их социальное происхождение. Объяснить их по-другому нельзя.

Конечно же, мы не сможем сейчас эту книгу даже обозреть, в ней слишком всего много. Что, тем не менее, самым сжатым образом мы должны сформулировать? Кроме того, что чтение этой книги – дело на всю жизнь, это не такая книга, которую можно прочесть в ходе обучения, а потом забыть навсегда. Мы сразу видим несколько интересных моментов. Первое, что мы фиксируем: для всех классиков социологии есть две привилегированные области анализа и интереса – право и религия. Право – потому что оно основной регулятор социальной жизни, поскольку мы рассматриваем ее строение, начиная с простых условностей и конвенций и кончая тем легитимным принуждением, которое осуществляется со стороны государства и всех его органов власти. Религия – потому что она, с одной стороны, лежит в основании мировосприятия, отношения к миру людей на протяжении многих и многих веков. А, с другой стороны, потому что по самому смыслу этого слова (этимология, восходящая к Лактанцию, не является единственно верной, но она и во времена Дюркгейма, и сейчас широко принята), религия есть нечто такое, что плотно связывает людей вместе. Итак, еще раз: она лежит в основании мировосприятия людей, и она связывает их воедино. Обойти право и обойти религию социолог не может. И Гоббс, и Руссо, и Конт показывают, и Дюркгейм с этим согласен, что без религии обойтись нельзя, а между тем, она как универсальная система знания о мире и отношений между людьми отступает в обществе модерна[103]; что же делать? Надеяться на гражданское право? Надеяться на профессиональные ассоциации? Не изобретать же, по образцу Конта, новую религию, чтобы общество не рассыпалось? Дюркгейм был не первым и не единственным в своем поколении, кого волновали эти вопросы, и здесь, конечно, напрашивается большой обзор тогдашней мысли, без которого нам придется обойтись. Замечу только, что мы должны отдавать себе в этом отчет: Дюркгейм не явился с новой темой. Он явился с новыми формулами, с новым подходом, но он встраивался в текущие дискуссии. Его книга отвечала насущным потребностям.

Дюркгейм был агностиком в религиозном плане. Он не был уверен, что фундаментальные вопросы человеческого существования