Terra Insapiens. Книга первая. Замок - Юрий Александрович Григорьев

— Быстро учишься.

Он поднялся.

— Пойду спать. Не засиживайся, а то простудишься.

Солнце утонуло в океане, окрасив линию горизонта багровым цветом. Небо проявляло первые звёзды.

Артур в задумчивости сидел на берегу. Когда понял, что рядом кто-то стоит, обернулся. Это был Никто. Капюшон лежал на его плечах, спутанные волосы были откинуты назад.

— Как идут дела союза освобождения от человечества? — спросил Артур.

— Что? А вы об этом! Нет, я понял, что борюсь с призраками. В этом нет смысла.

Он пристально вглядывался за горизонт. Потом повернулся к Артуру.

— Вы думаете, там за океаном что-нибудь есть?

Он кивнул головой куда-то в сторону океана, хотя океан был со всех сторон.

— Там территория снов. Ничего реального там нет.

Он помолчал.

— Когда Бог спит, ему снятся сны. Эти сны и материализуются в бесконечные Вселенные, населённые звёздами, планетами, людьми, животными. Материя — это ткань Божьего сна. Персонажи сна рождаются, живут, умирают — возникают и испаряются, возникают и испаряются. За время своего краткого сносуществования они успевают объяснить себе мир, определить его законы, начинают писать некоторые слова с большой буквы — Родина, Истина, Бог… А когда Бог просыпается, материя его снов перестаёт существовать, ведь её никогда и не было. И остаётся один Бог — вечный, бесконечный, единый…

— Одиночество не тяготит Его — оно стало привычным. Но иногда ему хочется, чтобы кроме него был кто-то ещё. И тогда он закрывает глаза и начинает видеть сны. И снова появляется материя снов, и снова рождаются звёзды, планеты, люди, звери. Они снова начинают верить в себя и окружающий их мир, начинают изучать его, желают счастья и вечной жизни. Ну не смешно ли? Несуществующие жаждут вечного существования. Иллюзорные находят законы иллюзорного мира. И так бесконечно — возникают и испаряются. И лишь для того, чтобы нарушить одиночество Бога. Чтобы сделать ему хоть чуть-чуть легче… Одиночество от этого не исчезнет. Но забывшись на краткое время сном, Он сможет забыть о своём одиночестве. Сны — великие обманщики, великие утешители.

Он присел на корточки и потрогал воду.

— Вы замечали, что сны иногда бывают убедительнее реальности? Как это там у китайцев? Проснулся мудрец, которому снилось, что он бабочка. И не знает теперь — мудрец он, которому снилось, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она мудрец?.. Реальность, выдумка, мифы, верования, сны — всё переплелось в клубок, и уже не поймёшь — что есть что? «Жизнь и сновидения — страницы одной и той же книги», — говорил Шопенгауэр.

— Я тоже думал об этом, — Артур был взволнован. — Мне приснился сон, что я сплю и вижу сон.

— И что же было в этом сне сна?

— В этом сне я прожил удивительную и радостную жизнь… Представьте же моё разочарование и обиду, когда я проснулся и понял, что всё это было только сон… Но потом я проснулся снова и испытал радость оттого, что разочарование и обида тоже были сном. С лёгкой грустью я понял, что всё в этом мире — и радости, и печали — только сон.

— Может быть, стоит ещё раз проснуться?

— Именно с этим желанием я теперь и живу.

Никто покачал понимающе головой и сел на камень возле Артура.

— Это не поможет… Каждый раз, когда услышишь «Non, rien de rien», будешь оглядывать мир с подозрением — а точно это последняя и единственная реальность?

Он вздохнул и задумчиво глядя на спокойные волны, продолжил:

— Когда жизнь становится предсказуемой, она кончается… Я редко помню сны. Но недавно днём случайно заснул и видел какой-то сон из моей и совершенно не моей жизни, не имеющий ничего общего со мной. Если начать его пересказывать, получится чушь. К тому же многое стремительно забывается, испаряется. Но сохранилось острое ощущение какой-то иной жизни, возможность какой-то иной жизни. Материалист скажет, что это бред нездорового сна; идеалист скажет, что это подсознательное воспоминание о нашей прошлой жизни. Я не знаю… Когда-то я читал «Войну и мир». Может быть, эти слова, пришедшие к князю Андрею на поле Аустерлица, лучше всего объясняют мои ощущения: «ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего-то непонятного, но важнейшего».

Артур с интересом смотрел на собеседника.

— Вы так здраво сейчас размышляете, что я просто в недоумении. До этого, простите, я считал вас самым сумасшедшим из всех обитателей Замка. А теперь уже не знаю — что и думать?

— Я сумасшедший. Я сам про себя это знаю. Во мне не один человек, а сотни людей, и сейчас с вами говорит только один из них. Возможно самый нормальный из ненормальных.

Он не смотрел на Артура, он смотрел за горизонт.

— Я — это кто? — произнёс он задумчиво.

— Человек каждый день меняется. Я сегодняшний не равен себе вчерашнему. Жизнь — это постоянное изменение, развитие. Жизнь — это постоянное отмирание чего-то старого и зарождение чего-то нового. Это верно и в материальном, и в духовном плане.

— Тогда что же такое «Я»? Даже на уровне материи я не могу определить свои границы. Каждый день у меня выпадают волосы; значит, волосы — это не «Я». Каждую неделю я стригу ногти; значит, ногти — это не «Я». Человек пришёл с войны, потеряв ногу или руку, и говорит: «я вернулся»! Значит, ноги и руки — это тоже не «Я». И что остаётся — голова профессора Доуэля? Ведь она тоже может сказать: «да, это я, профессор Доуэль». Моё «Я» даже в телесном образе для меня нечто неопределённое, не имеющее чётких границ. Что уже говорить о моей душе! Тут границы размыты ещё серьёзнее.

— Я помню того школьника, писавшего свои первые стишки. Я помню даже несколько строк из них. Но я не помню уже их целиком. И я не смогу уже написать подобные. Значит, «Я» — это уже не он, и он — это не «Я». Чушь собачья! Получается моё духовное «Я» вечно изменчиво также как моё тело… Даже если человек достигнет бессмертия, это будет ещё одна иллюзия. Жизнь и смерть неразлучимы. Человек живёт, умирая. В старике уже умер ребёнок, оставив о себе только воспоминания, тускнеющие с каждым годом… Что же такое — «Я»?

Он стиснул зубы и посмотрел на Артура.

— Хотите, покажу — почему меня упрятали сюда?

Он поднёс левую руку к лицу Артура и задрал рукав. Артур содрогнулся от ужаса. Это был обрубок, культяпка, без единого пальца.

— Я рубил пальцы один за другим и думал: «что?