Заговор Тюдоров - К. У. Гортнер

Я прибавил шагу, поднимаясь по лестнице на стену внутреннего двора. Справа от меня высилась массивная Белая башня. Впереди простирался мощенный булыжником двор. Со всех сторон его окружали башни и стены, зато над ним высилось открытое небо, и все пространство двора было изукрашено палатками и лотками импровизированного рынка, на котором члены торговой гильдии принимали заказы, а разносчики торговали всякой снедью, распространяя по двору запахи пищи, готовящейся тут же на огне. В загонах мычал скот; погрязшие в делах люди сновали повсюду, старательно огибая пустой эшафот, возведенный в нескольких шагах от часовни, мрачное напоминание о том, для чего в первую очередь служит Тауэр.

Я застыл как вкопанный. Здесь, на этом самом месте, рассталась с жизнью мать Елизаветы. Не было ни плахи, ни сена, которое впитывало кровь казненных, однако воображение рисовало все как наяву. Я видел Анну Болейн, хрупкую, с завязанными глазами, видел, как она медленно опускается на колени и меч в руках палача-француза взлетает в воздух, стремительно чертя смертоносную дугу…

Смахнув слезы с глаз, я поспешил к башне Бошана.

Стражник у входа разглядывал меня с ленивым безразличием человека, которому не приходится надрываться, чтобы заработать свое жалованье. Он восседал на табурете, сгорбившись так, что внушительный живот выпирал над широким, в железных клепках поясом; алебарда его была прислонена к стене. На колченогом столике перед ним красовались остатки мясного пирога и раскрытая конторская книга. Окунув в чернила обрезанное перо, он промямлил:

– Имя, род занятий, цель посещения.

Имя? Мне и в голову не пришло придумать себе имя.

– Ты что, полоумный? – Стражник злобно уставился на меня. – Имя. Род занятий. Цель посещения.

– Бичем, – сказал я быстро, поскольку вряд ли имело значение, какое фальшивое имя сейчас использовать. – Камердинер его светлости Эдварда Кортни, графа Девона. По приказу лорда принес белье для узников.

– Опять белье? – фыркнул стражник, коряво занося в книгу мой ответ. – Везучие черти эти Дадли. У нас тут в подземелье и в камерах гниет сотня бедолаг, они пьют собственную мочу, их жрут крысы, а эти господа пируют за счет графа, как короли, хотя их папашу обезглавили на плахе.

Он бегло обшарил передачу лоснящимися после пирога пальцами – вероятно, намеренно, чтобы оставить на белье жирные пятна. Йомен подтолкнул сумку ко мне.

– Комнаты Дадли наверху, – бросил он, однако не двинулся с места.

Стражник преграждал мне путь до тех пор, пока не получил положенную взятку.

Я поднимался по лестнице, чувствуя, как впивается в лодыжку рукоять спрятанного за голенищем кинжала. Дадли в заключении не только пользовались привилегиями – если к ним было так легко проникнуть, они еще и изрядно рисковали. Я вполне мог оказаться наемным убийцей. Неудивительно, что Кортни удавалось без труда переправлять Роберту Дадли книги и письма. Я и сам мог бы пронести их с десяток.

Пройдя через дверь на лестничной площадке в обширное сводчатое помещение, я словно очутился в парадном зале замка. На стенах висели плотные, хотя и заметно выцветшие шерстяные гобелены; под ногами вместо заурядного камыша простирались ковры, а в утопленном в стену камине, разгоняя промозглую сырость, жарко пылал огонь. Низкий арочный проход слева вел в спальни и гардеробную. Несколько обшарпанных кресел с высокой спинкой, табуреты, подставка для чтения и длинный стол посреди комнаты создавали домашний уют; из большой, забранной витражом бойницы сеялся пыльный свет. Стопки книг на полу и мягкое углубление в подушке перед камином говорили о том, что Дадли есть чем развеять скуку заточения; видимо, родиться с серебряной ложкой во рту не так уж плохо, даже если в семье имеется пагубная привычка заканчивать жизнь на плахе.

В комнате не было ни души. Расстегнув плащ, я повесил его на спинку кресла, поставил сумку на стол и окинул пристальным взглядом стопку книг. Я поборол искушение проверить, нет ли среди них той, которую отдала Кортни Елизавета. Ее письмо наверняка уже изъяли из тайника.

Я подошел к бойнице. Внизу, по крытой стене, которая соединяла башню Бошана с соседней, брели несколько человек в плащах. Я замер, распознав белобрысые космы Гилфорда Дадли и рыжую шевелюру Генри, который уступал брату и в росте, и в добродушии нрава. За ними следовали мускулистый Амброз и Джон, старший из братьев Дадли и больше всех прочих похожий на их покойного отца. Не хватало лишь Роберта, но я едва обратил внимание на его отсутствие, завороженный видом хрупкой женской фигурки. Капюшон соскользнул с ее головы, обнажив золотисто-рыжие, уложенные венцом косы – лишь немногим светлее, чем волосы Елизаветы.

С братьями Дадли была леди Джейн Грей, жена Гилфорда.

Джон Дадли споткнулся. Джейн поддержала его, обхватив рукой за пояс, и тут же к ним подскочил ближайший слуга, который вел на поводке терьера. Джон благодарно оперся на его плечо, а Джейн приняла у слуги поводок. Из пяти братьев Дадли Джона я знал хуже всего. Будучи первенцем, он обучался при дворе, вдалеке от замка, где я рос, поэтому я редко видел его. Сейчас я припомнил слухи о том, что он подвержен лихорадке, и легкие его ослаблены приступами…

– Кто ты такой?

Я стремительно обернулся. В дверном проеме стоял лорд Роберт.

– Вы не узнаете меня, милорд? – Я сбросил капюшон. – Прошло не так уж много времени.

Роберт замер, уставясь на меня во все глаза.

– Прескотт! – прошипел он сквозь зубы и, пинком захлопнув за собой дверь, шагнул ко мне.

Он оказался выше, чем мне помнилось, и намного худощавей; волосы цвета воронова крыла были коротко подстрижены, отчего сильней бросались в глаза характерные для всех Дадли высокие скулы и влажные черные глаза. Вид этого человека разом швырнул меня в прошлое, в те дни, когда я был ничтожным оруженосцем, ничего не знал о своем происхождении и целиком зависел от милости Роберта Дадли.

– Надо же. – Он упер руку в бедро, пристально разглядывая меня. – Вообрази мое удивление, когда мне сказали, что у меня посетитель.

Голос Роберта звучал, будто в насмешку, так знакомо, словно мы расстались лишь пару часов назад.

– Я гадал иногда, что с тобой сталось, представлял, как ты возвращаешься сюда, точно пес к своей блевотине… но на самом деле не верил, что это произойдет. Мне и в голову не приходило, что ты настолько глуп. Да, а как же стражник внизу? Вряд ли он хоть пальцем шевельнет, чтобы тебе помочь, так что даже и не думай кричать. Сколько бы ты ему ни заплатил, я плачу вдвое.

В этом сомневаться не приходилось. Я притворился, будто не услышал его угрозы, хотя сердце в груди забилось чаще. Я указал на сумку, стоявшую на столе:

– Принес вам белье.

– Вижу. Так вот, стало быть, на кого ты сейчас работаешь? Любовничек Кортни? Да, ты времени даром не терял. Его выпустили отсюда лишь пару месяцев назад. Или ты слонялся за воротами, поджидая первого встречного вельможу, чтобы облизать ему сапоги?