Заговор Тюдоров - К. У. Гортнер

– Точно в срок, – буркнул он и повернул на дорогу, которая вела к Тауэру.

Обледенелый снег хрустел под копытами коней. День выдался ясный, хотя порывы ветра пробирали до костей, и я порадовался, что на мне добротный камзол и плащ, рот и нос обмотаны шарфом, а шерстяная шапка натянута на уши.

Те же чувства отражались на хмурых лицах лондонцев, встречавшихся нам по пути, – домохозяек, торговцев и прочих честных граждан, которые брели по доскам кустарного настила, утопающего в раскисшей снежной грязи, в то время как бродяги и нищие, съежившись, дрожали от холода на порогах домов. Я отвел взгляд от закоченелого трупа, раздетого донага и брошенного на кучу мусора, и тут же увидел покрытую паршой суку, которая сгоняла четверых тощих щенят с пути подъезжающей телеги. Когда возчик взмахнул кнутом, сука взвизгнула, схватила двоих щенят зубами за шкирку и опрометью кинулась к теснившимся неподалеку ветхим лачугам, бросив двух других отпрысков на произвол судьбы. Я рванул Шафрана вбок, чтобы не затоптать щенят, и, оглянувшись через плечо, с облегчением увидел, что они, целые и невредимые, со всех лап улепетывают вслед за матерью.

– Везунчики, – заметил слуга Кортни, повернув голову в мою сторону. – По всем статьям они давно уже могли бы угодить в горшок с похлебкой.

Я вперил в него каменно-тяжелый взгляд. Я не сомневался, что он сожрал бы этих щенят прямо из горшка. Понятно было, почему Кортни нанял этого громилу: в его компании граф мог рыскать по самым сомнительным заведениям Лондона, нисколько не опасаясь за свою шкуру.

Впрочем, меня сейчас беспокоила вовсе не сохранность шкуры графа.

Менее двух суток назад этот человек выслеживал меня. Я угрожал ему в борделе и шантажировал его хозяина. Сейчас мы вместе едем по городу, и хотя он держится на расстоянии, я отчетливо сознаю, что в любую минуту он может броситься на меня. Вполне вероятно, Кортни приказал ему устроить так, чтобы я не добрался до места назначения.

Совершенно неожиданно тот, о ком я размышлял, ворчливо проговорил:

– Меня зовут Скарклифф. Надеюсь, ты прихватил с собой деньги.

Я кивнул, едва сдерживая смех. И его так зовут? Уродливое имя под стать уродливой физиономии хозяина. Я почти пожалел верзилу.

Словно прочтя мои мысли, он пренебрежительно оскалил прогнившие дочерна пеньки передних зубов.

– Можешь не беспокоиться, я сделаю, что приказано. Только тебе придется заплатить служителям на воротах и стражникам в самом Тауэре. – Он указал на свою седельную сумку. – Возьмешь вот это с собой. Состоятельным узникам полагаются кой-какие привилегии, и Дадли с любезного позволения его светлости каждую неделю получают чистое белье. Отнесешь сумку в их жилище. Я буду ждать у ворот до наступления темноты. Если к тому времени не вернешься, я отведу твоего коня в конюшню, но ты уж тогда добирайся как захочешь.

Сейчас его речь звучала не так невнятно, как в борделе, – без сомнения, потому, что он был трезв как стеклышко, – но все равно казалось, что во рту у него не слова, а камешки. И все же мне полегчало при мысли о том, что этот громила не замышляет со мной расправиться. Впрочем, ему не было в том никакой нужды. Я собирался добровольно войти в самую знаменитую и надежно охраняемую тюрьму королевства, тюрьму, за стенами которой бесследно исчезли многие сотни людей. Если я не выберусь из-за стен к сроку, Тауэр, вполне вероятно, прикончит меня не хуже, чем нож между лопаток.

Мы приблизились к главному въезду, проложенному над тауэрским рвом. Крепость высилась перед нами зловещей громадой, и увенчанные куполами башенки донжона торчали, словно окаменевшие пальцы великана, который перед смертью приподнялся над лабиринтом кордегардий, башен поменьше и неприступных стен.

Меня пробрал озноб. Я уже и не помышлял, что когда-нибудь снова окажусь в этом жутком месте.

– Лучше сними шарф. Служителям не по вкусу гости, которые прячут лица.

С этими словами Скарклифф сбросил на плечи капюшон плаща, обнажив уродливую одноглазую физиономию. Глядя при свете дня на месиво шрамов, я подумал, что ему, скорее всего, довелось пережить чудовищный пожар.

Вынудив себя оторвать взгляд от спутника, я размотал заиндевевший шерстяной шарф. Лицо мое онемело от пронизывающего ветра с реки. Хотя в этом месте Темза была глубже и даже кое-где подтаяла, в темной воде бултыхались крупные обломки льда.

Перед воротами вытянулась цепочка посетителей, ждавших разрешения войти; их приглушенные разговоры то и дело прерывались тоскливым ревом, доносившимся из зубчатой навесной башни.

– Старые львы короля Генриха, – пояснил Скарклифф. – Им не больно-то по душе сидеть в клетке.

Меня передернуло. Я был не в состоянии представить, как можно держать за решеткой вольнолюбивого дикого зверя, а впрочем, в этом городе каждый день происходили вещи и похуже. Мы осадили коней, и я внутренне подобрался. Скарклифф спешился и косолапой своей походкой двинулся по подъемному мосту, не обращая внимания на озадаченные взгляды тех, кто ждал своей очереди. Он подошел к йомену, который охранял вход, пока двое других проверяли пропуска посетителей. Тот, судя по всему, узнал Скарклиффа, внимательно выслушал его, а затем коротко кивнул.

Скарклифф вернулся ко мне и снял седельную сумку.

– Не забудь, ты теперь слуга графа, так что и веди себя как подобает. Дадли заключены в башне Бошана, за внутренними стенами. В это время у них обычно прогулка, но лорда Роберта предупредят, что у него посетитель. Я буду ждать в таверне «Грифон» на Тауэр-стрит. И помни: с наступлением темноты, когда закроют ворота, я уеду – с тобой или без тебя.

С этими словами Скарклифф принял у меня поводья, и я щелкнул языком, успокаивая Шафрана. Занятно, но конь, всегда недоверчивый к чужим людям, оказался не против того, чтобы им занялся именно этот человек. Я вскинул сумку на плечо и зашагал к опускной решетке. Мне живо вспомнилась страшная ночь, когда эта решетка обрушилась, словно клыкастая пасть, на обезумевших от страха людей. Здесь той ночью исчез Шелтон, мажордом Дадли, и я помнил, как он неистово пробивался через толпу, а к нему, размахивая палицами и пиками, спешили стражники…

Усилием воли я отогнал прочь навязчивые воспоминания и открыл сумку, чтобы служитель мог осмотреть ее содержимое. От свертка с бельем, лежавшего внутри, повеяло лавандой. Йомен уставился на меня. Я подумал вначале, что он станет меня расспрашивать, но потом вспомнил слова Скарклиффа насчет платы. Пока я выуживал монеты из кошелька на поясе, привратник сказал:

– Через Колокольную башню и налево во внутренний двор.

С этими словами он пропустил меня в ворота. Позади раздались возгласы очереди, возмущенной таким неравноправием.

Мои подошвы гулко стучали по каменным плитам. Часовые в зеленых мундирах с кокардами в виде розы Тюдоров, секретари в черном и прочие служащие сновали вокруг меня, целеустремленно спеша по своим делам. Мне припомнилось, что Тауэр – это не просто тюрьма: за его стенами располагались оружейная, сокровищница, зоопарк и королевская резиденция. В Тауэре твердой рукой правило чиновничество – как во всякой королевской крепости, как и в самом Уайтхолле… и однако, минуя Водяные ворота, через которые доставляли по реке приговоренных, я ощутил, как стены смыкаются вокруг меня, словно я загнанная крыса в лабиринте.