Две судьбы. Книга 1. Шантаж - Семен Малков

– Вот я и пытаюсь – какое у них будущее... Ничего отрадного не вижу: однообразная деревенская жизнь, постоянная нужда... Ванечка, дорогой, – горячо обратилась она к мужу, решив сделать еще одну попытку, – ты же многое можешь! Неужели нельзя устроить Вячеслава в какой-нибудь крупный медицинский центр? В большом городе, а лучше – здесь, в Москве? Их же так много! – Приняв его молчание за благоприятный признак, она продолжала: – Ведь видно, Вячеслав способный, трудолюбивый – он себя проявит! Да и Варя работать умеет, всегда была на хорошем счету. А, Ванечка? Боюсь, засосет их там болото.

Иван Кузьмич молчал, обдумывая ответ. В нем боролись противоречивые чувства. Давнишний их спор – по его убеждению, от родственников лучше держаться подальше. Но он любил жену – жаль, что она из-за этого расстраивается. Вообще-то, перевести Никитина в центр – для него пара пустяков. Однако решил не изменять своим принципам; вздохнул, взял ее за руку, сказал ласково, но твердо:

– Вот что, Веруся, давай покончим с этим раз и навсегда! Ты права, я и раньше старался уйти от этого вопроса, потому что не имею права ничего делать для родственников и знакомых. – Как ее убедить, какими словами? – Понимаешь ведь: на меня как на члена Центрального Комитета устремлены миллионы глаз, я просто обязан быть примером для других. Ну как я могу разводить кумовство, когда сам за это наказываю?

– А как же ты Лидке Деяшкиной устроил квартиру? По блату! – не без ехидства напомнила мужу Вера Петровна, поймав его на противоречии. – Ты и тогда говорил: «Рискую авторитетом, будут неприятности!» Ведь ничего страшного не произошло! Ну что плохого, когда помогают родным и друзьям? Если, конечно, они этого заслуживают, – недоумевающе подняла она на него ясные серые глаза. – Например: почему не посодействуешь братьям? – Перевела дыхание и продолжала неодобрительно: – Разве не достойны они лучшей жизни? Отличные мужики – работящие, способные. А ты пальцем о палец для них не ударил. Как копошились в навозе, так там и остались.

– Нет, ничего ты не поняла за долгие годы! – искренне возмутился Григорьев, решив не уступать. – Ты, Вера, как жена партийного руководителя, должна знать: у нас каждому открыты все пути, без протекции брата или свата, – напомнил он менторским тоном агитационную истину. – Кто мне помогал, когда я пробивался? Может, братья? Как бы не так! Пусть сами стараются! Бог их не обидел ни умом, ни здоровьем. Нужно больше инициативы проявлять! – И, чувствуя по молчанию жены, что не убедил, усилил аргументацию: – Пойми наконец: кумовство, протекция – страшный партийный грех. Пошатнись я, допусти серьезную ошибку в работе – и это тут же поставят мне в строку. Сожрут с потрохами! Вокруг меня – серые волки, не люди! – впервые откровенно признался он. – Да, для себя и членов семьи я могу обо всем просить, и мне пойдут навстречу, воспримут как должное. А друзьям и родственникам – не положено! Это наши принципы! Правила, которым я обязан следовать. Ну хватит кукситься, давай спать. Выключи-ка свет – мешает.

«Вот пристала ко мне со своей Варькой, как банный лист! Уж слишком она с ней носится», – вспомнил на следующий день Иван Кузьмич ночной разговор с женой. Он прогуливался по своему огромному кабинету, разминаясь после работы с неотложными документами.

Кабинет его – типичные рабочие апартаменты советских сановников высокого ранга. В глубине, прямо против входа, – внушительных размеров рабочий стол с множеством телефонных аппаратов; над ним – большой портрет Брежнева. Вдоль окон – длинный стол для совещаний с рядами стульев; по стенам – книжные шкафы, портреты членов Политбюро. В углу кабинета – диван, журнальный столик, два мягких кресла.

Григорьев испытывал беспокойство, непривычную для себя растерянность: впервые между ним и женой пробежала черная кошка. Утром, когда он собирался на работу, Вера Петровна, всегда провожавшая его, осталась в постели, сославшись на головную боль.

«Прости меня, Ваня, – и еще глаза отвела, – мне нездоровится. Агаша покормит тебя завтраком». Ничего, у нее это пройдет, – успокаивал он себя. – Вера отходчивая. А поступил он разумно: нужно видеть дальше своего носа! Подумав, утвердился он в своей правоте. Допустим, исполнил бы ее просьбу – что тогда? Конец домашнему покою! Взаимные визиты, общие заботы – ни минуты свободной у Веры. Нет уж! От родственников лучше держаться подальше. Пусть сами карабкаются, если смогут! Он самодовольно уселся в кресло – надо продолжать работу.

– Иван Кузьмич, вас Нехорошее спрашивает, по городскому, – сообщил секретарь, входя в кабинет. – Соединить или сказать, что заняты?

– Ладно, поговорю. Ему отказывать не стоит, – согласно кивнул Григорьев. – Ведь частенько заказываешь у него билеты?

С Нехорошевым, первым заместителем министра культуры, Иван Кузьмич постоянно контактировал в связи с различными мероприятиями.

– Привет, Владимир Николаевич! Как здоровье супруги? Слышал, операция прошла благополучно? – с подчеркнутым вниманием приветствовал его Григорьев как равного, давая понять, что у него полная информация о тех, с кем имеет дело. – Не стоит благодарить! Я ценю вас как очень полезного для нас человека. Так какие проблемы? Ну что ж, послушаем, – доброжелательно добавил он и умолк; несколько минут выслушивал собеседника.

На лице его появилось брезгливое выражение – видно, просьба Нехорошева ему не понравилась; досадливо поморщился, вздохнул, задумчиво произнес:

– Что ж, добро. Посмотрю, Владимир Николаевич, что можно для тебя сделать. Говоришь, твой зять из Краснодара, главврач санатория? А стаж какой? Анкета чистая? Родственников за границей, судимостей нет? Так, так... А по национальности – не из этих?.. Характер? Ладно, я с тобой свяжусь. Рано благодарить!

Хотел уже положить трубку, не дожидаясь конца благодарственных излияний Нехорошева, но приостановился, как бы вспомнив важное.

– Постой, Владимир Николаевич, я люблю должников, – повеселев, сообщил он уже более мягким тоном. – Пожалуй, есть подходящее предложение. Возьми ручку, запиши. – Он помолчал и продолжал четко и деловито: – Мы открываем под Москвой новый шикарный санаторий. Красивейшее место, в часе езды от центра города. Всего на восемьдесят мест – для работников аппарата. Современнейшая отделка, импортное медицинское оборудование. Набираем двести человек персонала. Будут жить в кирпичных домах со всеми удобствами, в меблированных квартирах с цветными телевизорами. Через три года безупречной работы – московская прописка! Каково?

Сделал паузу, наслаждаясь произведенным эффектом, и произнес наконец то, чего от него ожидали:

– Главный врач уже назначен, но нужен зам. Подумайте, но недолго. Время еще есть. Если подойдет, все данные сообщи моему секретарю и всю дальнейшую связь держите с ним. Ну пока! – И с довольным видом положил трубку, не дав оторопевшему от радости Нехорошеву выразить свою благодарность. «Пусть мучается со своими родственниками, – злорадно усмехнулся Иван Кузьмич, – а я пока воздержусь!»

– Входи, Капочка! Я так соскучилась по тебе и всей вашей семье! – приветливо встретила Вера Петровна приятельницу, которую давно не видела.