История Англии и шекспировские короли - Джон Джулиус Норвич

С первых дней Генрих V мог пользоваться благами популярности, которой не имел отец. Это подтвердилось уже на первом парламенте, собравшемся в Расписной палате Вестминстера 15 мая 1413 года: ему со всей охотой выделили щедрые субсидии, в том числе 10 000 фунтов, как было специально отмечено, «на проживание, почивальню и гардероб». Некоторую досаду могло вызвать требование выслать из королевства всех валлийцев и ирландцев. Но даже самые твердолобые приверженцы «Малой Англии» понимали нереальность этой затеи, и никто не обратил внимания на то, что о парламентском воззвании вскоре все позабыли.

Пожалуй, самой главной и тяжелой проблемой, с которой на первых порах столкнулся Генрих, была активизация лоллардов. За десятилетие их численность существенно выросла, особенно в западных районах вдоль границ с Уэльсом, где ими руководил один из ближайших бывших соратников короля сэр Джон Олдкасл[132]. При Генрихе IV он избежал гонений, возможно, благодаря проявленной воинской доблести, а может быть, и в силу баронского титула и огромного поместья Кобем, приобретенных вместе со второй женой в 1409 году. С восшествием на трон нового короля началась очередная волна сжигания еретических книг во дворе собора Святого Павла, и среди них обнаружился сборник кратких, но чрезвычайно опасных трактатов: как выяснилось, он принадлежал Олдкаслу. Его тут же вызвали в Кеннингтон, где он предстал перед королем и «почти всеми прелатами и лордами Англии». Сэр Джон подтвердил, что книга — его, но он никогда ее не читал. Однако епископы во главе с архиепископом Арунделским настаивали на том, чтобы Олдкасл либо отрекся от своих убеждений, либо понес наказание. Барон наотрез отказался, и после того как он не поддался и уговорам короля, пытавшегося переубедить своего друга, его отлучили от Церкви и отправили в Тауэр.

Суд состоялся в зале капитула собора Святого Павла 23 и 25 сентября 1413 года. Допрос вели архиепископ Арунделский и епископы Ричард Клиффорд (Лондона) и Генри Бофорт (Винчестера) в присутствии двенадцати докторов права и богословия, исполнявших роль асессоров. Олдкасл, активно переписывавшийся с чешским реформатором Яном Гусом, изложил свои воззрения, ясно дав понять, что вовсе не намерен от них отрекаться. Он подтвердил, что признает все таинства, предустановленные Богом, в том числе и причащение к телу Христову в форме хлеба, но заявил: если Церковь полагает, что после освящения хлеб перестает быть хлебом, то ошибается, поскольку отравлена папизмом. Исповедь же сама по себе может быть целительной, но необязательно ведет к спасению. Завязался горячий диспут, закончившийся тем, что Олдкасл назвал папу антихристом, а всех прелатов и монахов — его прихвостнями. После этих слов уже не было нужды его защищать. Архиепископ Арунделский — правда, без особого желания — объявил Олдкасла еретиком и передал для наказания светской власти. Однако и тогда ему отвели на размышления сорок дней: и Генрих и архиепископ Арунделский посылали к еретику видных теологов, пытавшихся его уломать, но лорд остался непреклонен.

Затем ночью 19 октября Олдкасл исчез. Как ему удалось бежать, неизвестно. Ходили слухи, будто побег устроил сам король или Бофорт, однако, судя по тому, что нам известно о Генрихе, эта версия маловероятна: он поклялся расправиться с лоллардами, Олдкасл был их вождем, и старые узы дружбы вряд ли могли помешать ему исполнить свой долг. Согласно королевскому капеллану, лорд притворился, что сдается, с него сняли кандалы, и он пустился в бега. В любом случае не обошлось без заговора, в котором участвовали тысячи его сподвижников: вскоре после исчезновения Олдкасла появились признаки грядущего восстания. Первый замысел — захватить короля в его дворце Элтем на представлении пантомимы в день Богоявления, 6 января 1414 года, — был раскрыт своевременно. Генрих сразу же выехал в Лондон и поселился в небольшом монастыре Клеркенуэлла. Сюда ему и доставили вести о том, что около 20 000 лоллардов со всех концов Англии через три дня соберутся на Фиккеттс-Филде (теперь Линкольнз-Инн-Филдз) и потом двинутся через весь Лондон на борьбу против «поповского государя».

Еще в детстве Генрих слышал истории о восстании Уота Тайлера, случившегося за шесть лет до его рождения, и не хотел, чтобы повторилось нечто подобное. Вечером 9 января он приказал закрыть все ворота Лондона, с тем чтобы отрезать мятежников города от повстанцев, идущих к столице, а сам с внушительной армией направился к Сент-Джайлз-Филдз, находившейся в миле или двух к северо-западу от места сбора лоллардов: отсюда ему не составило никакого труда отлавливать отряды бунтовщиков, разоружать и заключать под стражу. Для вынесения приговоров была создана специальная комиссия, и еще до суда на Сент-Джайлз-Филдз выросли виселицы. О действительных намерениях повстанцев никто не знал; не исключено, что их цели были сугубо мирные: добиться права свободно следовать своим верованиям, — но Генрих и не думал разбираться в их претензиях. Всем им было предъявлено одно и то же абсурдное обвинение: заговор, имеющий целью убить короля, его братьев, главных прелатов и лордов, осквернить и разрушить соборы, церкви и монастыри, присвоить их имущество, заставить монахов и монахинь заниматься мирским трудом, назначить Олдкасла регентом королевства.

Многие лолларды, наверное, еще раньше поняли, куда их заманили вожаки, и вернулись домой; другие, возможно, успели сбежать, воспользовавшись темнотой. Как бы то ни было, только на Сент-Джайлз были казнены более ста человек, прежде чем комиссия перенесла свою деятельность и на другие районы страны. Крах затеи с восстанием был настолько очевиден, что уже к концу месяца Генрих прекратил гонения, а в марте, почувствовав себя в полной безопасности, объявил всеобщую амнистию. Мятежников, находившихся в заточении, освободили, наложив на них штрафы, и они разошлись по домам. Их вождь сэр Джон Олдкасл, несмотря то что за его поимку была обещана награда в размере 1000 марок, пребывал на свободе еще почти четыре года и продолжал сеять смуту. Лишь в конце 1417 года его изловили в приграничье Уэльса и, тяжело раненного, привезли в Лондон. У него уже не было никаких шансов на прощение. 14 декабря его осудили как изменника и еретика и в тот же день «частично повешенного сожгли» на Сент-Джайлз: он пережил своего чешского друга Яна Гуса на два с половиной года и умер почти такой же смертью. Однако кровь мучеников, как мы уже не раз убеждались, живительная: на верованиях Олдкасла и Гуса, ради которых они погибли, вырос протестантизм, процветающий и поныне.

Покончив с угрозой лоллардов, Генрих теперь мог обратить свое внимание на Францию, которую и парламент, собравшийся в Лестере 30 апреля 1414 года, определил как «главного врага». Столетняя война продолжалась. Установившееся затишье поддерживалось перемириями, которые время от времени возобновлялись; последнее — на двадцать пять лет — было подписано Ричардом II в 1396 году, когда он женился на юной Изабелле Французской. Все эти перемирия создавали видимость добрососедства. Хотя армии оставались дома, побережья обеих стран подвергались эпизодическим нападениям. В семидесятых годах французские налетчики сожгли дотла Рай и Уинчелси[133], а английские пираты и через тридцать лет совершали набеги на порты и прибрежные деревни северной Бретани. Попытки французов взять Бордо в 1406 году, походы во Францию Арундела в 1411 году и Кларенса — в 1412-м, свидетельствовали лишь о том, что перемирие временное и полномасштабная война неизбежна. По крайней мере так думал Генрих: он должен завладеть тем, что принадлежит ему от рождения, — французской короной.