7000 километров южнее Москвы - Сергей Зверев

– Держись, Кипр… – тронув его за плечо, негромко произнес Борис. – Похоже, вся церэушная свора на дыбы поднялась – добычу почуяли, ублюдки!..

– Да, это я уже понял… – неожиданно снова становясь самим собою, улыбнулся Кипреев и бесшабашно махнул рукой. – А! Как пришло, так и ушло. Скорее всего, мы с ней больше уже не увидимся.

…Он оказался прав. Когда на следующий день по завершении допроса свидетелей сторона обвинения пожелала вновь дополнительно заслушать показания Анны Вельмгрен, стало известно, что еще минувшим вечером она улетела в Стокгольм. Перед началом заседания адвокат спецназовцев украдкой передал Василию записку в одну строку, выведенную ровным женским почерком. По-английски было написано: «Прощай и прости! Ты достоин лучшего! Твоя Анна». Прочтя и сунув это послание в карман, он вздохнул, обронив вполголоса:

– Все! Тема закрыта, страница перевернута…

А заседание шло и шло своим чередом. Несмотря на то что в пользу пятерки спецназовцев высказались, по сути, все бывшие пленники исламистов – выступившие утром оба француза и немец выразили своим спасителям самую искреннюю признательность, – сторона обвинения была настроена бескомпромиссно: они виновны и должны понести суровое наказание!

Поэтому, когда начались прения сторон, среди желающих высказаться в пользу обвинения образовалась целая очередь. Первым выступил тот самый толстячок, который представлял интересы авиакомпании «Дельта». Он сделал упор на «циничное и сознательное нарушение преступниками международного права, касающегося безопасности авиационных перевозок». В своей получасовой речи представитель «Дельты» сравнил Гаврилина и его команду с исламистскими террористами, совершившими крупнейшие теракты, сопряженные с гибелью большого числа людей. Подытоживая сказанное, он сослался на минюсты целого ряда стран ЕС, США и Канады, высказавшихся за суровое наказание «террористов», уйму всевозможных НКО и даже некоторые структуры ООН.

Не меньшей пафосностью и обвинительным уклоном отличались выступления и его коллег. На фоне этого озлобленно-истеричного хора выступление официального обвинителя выглядело чрезвычайно мягким и даже сочувственным, что вызвало волну негодования очень многих западных журналистов.

Предваряя свое выступление, адвокат обвиняемых предоставил слово банзанийскому пограничнику, который до этого уже давал показания обвинительного свойства, расписав «ужасы», творившиеся «тьерреристьями». Его повторное появление вызвало у многих «обличителей» очень нехорошие предчувствия. И они оправдались! Извинившись за свое прежнее выступление, пограничник признался, что был вынужден так говорить, поскольку посол Банзании пригрозил ему расправиться с семьей.

Но сегодня утром стало известно, что его семья сумела покинуть пределы Банзании и находится в безопасном месте, а потому он может говорить безбоязненно.

– …Эти люди – настоящие герои. Они вели себя очень достойно. Они не сделали ничего такого, что могло бы выглядеть как терроризм и бандитизм, – не обращая внимания на угрожающие гримасы и жестикуляцию своего посла, объявил пограничник.

После выступления адвоката и последнего слова обвиняемых, которые все как один сказали, что действовали исключительно ради спасения людей, суд удалился на совещание.

Неожиданно к боксу с обвиняемыми подошла элегантно одетая дама, в которой Борис узнал Арину Владимировну. С сочувственной грустью глядя на находящихся в боксе, она поздоровалась и пояснила, что ей с большим трудом удалось добиться возможности переброситься парой слов с «уважаемым Виталием Ивановичем». Выразив сожаление по поводу того обстоятельства, что он со своими спутниками оказался на скамье подсудимых, Голицына рассказала, что уже выходила на высшие инстанции Дворянского собрания с запросом о введении его в княжеское достоинство.

– К сожалению, именно факт случившегося и судебный процесс стали причиной категоричного отказа. Мне очень жаль, князь, но… Формальности оказались сильнее здравого смысла. Разумеется, мне удалось бы добиться положительного решения, однако свою роль сыграло и колоссальное давление из-за рубежа, особенно со стороны Соединенных Штатов. Увы!

Сочувственно улыбнувшись, Гаврилин понимающе кивнул:

– Я вам очень признателен, княгиня, за заботу о моей скромной персоне, но… – Он сделал небольшую паузу. – Может быть, это и к лучшему? Вот вы сказали о колоссальном давлении из-за рубежа. Но если Дворянское собрание представляет российских дворян, каковые должны быть патриотами высшей пробы, то с какой стати им играть в поддавки с заведомыми недругами нашего Отечества?

При его последних словах на лицо Арины Владимировны набежала тень глубокой задумчивости и сомнения.

– И еще… – Борис потер лоб кончиками пальцев. – Мне кажется, формальное звание дворянина, наверное, необязательно для того, кто по своей сути является аристократом духа. Я не о себе! Я об этих парнях. Каждый из них для безопасности своей страны сделал столько, сколько не снилось ни одному нашему нынешнему князю или графу. Кстати! Здесь есть аристократы и по крови. Вот мой сосед, которого мы зовем по-дружески Ханом. Он, между прочим, из настоящих чингизидов.

Дельшат, приложив руку к груди, церемонно привстал и слегка поклонился, хотя по его лицу было видно, что он с трудом сдерживает смех.

– И последнее! Арина Владимировна, это правда, что неделю назад высшими представителями Императорского дома в графское достоинство был введен некий господин Журмолкин, с недавних пор проживающий в Лондоне? – без тени улыбки испытующе посмотрел на Голицыну Борис.

Та, несколько смешавшись, смущенно улыбнулась и с горечью во взгляде едва заметно кивнула:

– К сожалению, да… Я была категорически против этого решения, но меня не послушали.

– И опять, надо думать, свою решающую роль сыграли все те же вездесущие американцы. – Теперь уже в голосе Бориса звучала сдержанная ирония. – Я знаю, что это за человек. Махровый жулик и ярый русофоб. Да и не только русофоб. Для него вся Россия – от калининградца до чукчи – ненавистные враги. Он сумел украсть в России и вывезти в Англию более трех миллиардов долларов. И теперь прячется там от российского следствия и суда. Арина Владимировна, мне очень жаль, но с таким человеком быть в одном обществе, наверное, я недостоин. Прошу простить, если мои слова показались вам грубыми. Но они, мне кажется, вполне справедливы?

– Да, они справедливы… – задумчиво согласилась Голицына. – Спасибо вам за прямоту – в наши дни это явление нечастое. Я всей душой желаю, чтобы вас всех оправдали. Прощайте!

Вскоре с совещания вернулся суд, и его председатель начал чтение своего приговора. Уже по тональности того, как он это произносил, Борис понял: приговор будет не из мягких. И не ошибся. Более чем через полчаса зачитывания преамбулы судья провозгласил:

– …Признать Ильина Виталия Ивановича, Голубева Анатолия Петровича, Шиловского Леонида Фомича, Зернухина Аркадия Романовича и Заречного Михаила Викторовича виновными по статьям…

Когда в безмолвствующем зале прозвучали назначенные им сроки заключения в ИТК строгого режима («Ильину» – пятнадцать лет, всем остальным по десять), среди большей части представителей Запада и российских либералов началось неистовое ликование, из-за чего секретарю суда пришлось несколько раз призывать к порядку.