Мститель. Офицерский долг (сборник) - Валерий Шмаев

Проехали вдоль леса до тропинки, уходящей в лес, и остановились. Пока «Серж» выгружал пленников и складывал их под сосной, я срубил два дрына толщиной в три человеческие руки и длиной метра в полтора и очистил их от веток. Приготовив все, я, ни слова никому не говоря, погнал пленников в лес. К муравейникам. Я же обещал никого пальцем не трогать. Муравьи это сделают за меня. Дойдя до места, мы с «Сержем» развязали и раздели обоих пленников и привязали руки мужчины к вырубленному мною колу.

Пленник по-прежнему ничего не понимал. «Серж», впрочем, тоже. Руки ему я привязал в четырех местах. К кистям и к предплечьям. Подготовившись, я подошел к мужику сзади, ударом под колено подбил ему ногу и уронил на землю спиной вниз. «Серж» по моему знаку связал ему ноги, и мы вдвоем привязали связанные ноги ко второму дрыну. Пацана я оставил смотреть на этот цирк стоя. Как только «Серж» закончил вязать пленника, я опять присел перед ним на корточки и продолжил спектакль. Кляп специально не вынимал. Рано.

– Зря ты не стал ничего говорить командиру Красной Армии. Ну получил бы еще немного кулаками и ногами, а потом переселился бы на тот свет от пули. Нормально. Не так, как ты политруков вилами резал. Почти не больно. Сейчас я тебя привяжу ногами к дереву и разворошу муравейник. Мы специально так привязали тебе руки и ноги. Крутиться ты не сможешь, руки, привязанные к колу, не пустят. Не перевернешься, не отползешь, не встанешь на ноги. Даже голову разбить себе не сможешь, так как лежишь на хвое, а эти трудолюбивые лесные насекомые будут тебя жрать. Причем начнут они с разбитой брови и с глаз. Так им проще и вкуснее. Уже через двадцать минут ты пожалеешь, что родился на белый свет.

Мы подойдем через полчаса. Если к тому времени ты не захочешь разговаривать с товарищем лейтенантом, я оставлю тебя еще на час. Сойдешь ты к тому времени с ума или сдохнешь, мне не интересно. Отловим на дороге кого-нибудь еще. Мне абсолютно все равно, кто мне скажет то, что мне надо. Ну, удачи тебе. Не скучай. – Пока я все это говорил, сообразительный «Серж» привязал ноги нашего пленника телефонным проводом к дереву и действительно разворошил ногами муравейник. Говорил же я, что он конь недоразвитый.

Мужику и так не будет скучно. Я его прямо на муравьиную тропу положил, а теперь через полчаса мужик может и с ума сойти. Так бы его несколько сотен рабочих муравьев исследовали, потихонечку доводя до сумасшествия, а сейчас вывалятся из муравейника десятки тысяч озверевших муравьиных солдат, умеющих только рвать тех, кто обижает их дом. Выскочат муравьишки из караулки, а у порога их домика кусок мяса ногами дергает. Сколько секунд они раздумывать будут? Вот такая вот разница. Дай бог, если он доживет до нашего прихода.

Пока мы шли к опушке леса, мальчишка, слышавший наш диалог от начала до конца, доходил до кондиции. Вой оставленного нами пленника слышен был очень долго. Выйдя на опушку леса, я продолжил разыгрывать ужасного.

– Слышь, «Серж». А ты чего сюда мальчишку-то притащил? Не мог в лесу прибить? Языка он не знает, допросить мы его не можем. Ну и на хрен он тебе сдался? Не хочешь сам пачкаться, давай я зарежу. – Говоря это, я едва сдерживал смех, но и «Серж», и мальчик приняли все за чистую монету. Ноги ребенка подкосились, и он, рухнув на колени, жалобно мыча, пополз. Причем полз он к «Сержу». Связанные сзади руки подрагивали в такт шагам, веревки впились в запястья.

– Ты что, Командир? Это же ребенок! – только и смог выдавить из себя этот энкавэдэшный тормоз.

– Ребенок, говоришь? Это ты ребенок. Мы с тобой сейчас на каком языке разговаривали? Мы с тобой разговаривали по-русски. При своем хозяине он русский язык не понимал, а сейчас как-то быстро понял. Это не сын и даже не родственник. Обыкновенный работник. Причем сирота. На спине и на заднице следы побоев. Видимо, вожжами. Палками его забили бы до смерти. Ты думаешь, зачем я их обоих раздевал? Я искал похожие родинки и родимые пятна, а как следы побоев увидел, все встало на свои места.

Мальчишку бьют постоянно, и старые следы есть, и свежие. Хозяин у него – самый обыкновенный садист. Не может он власть свою не показывать. Ему все равно на ком, на мелком работнике или на пленных политруках. На обухе топора следы крови. Там дальше вдоль леса двадцать четыре трупа. Шестерых из них пытали, и, похоже, с помощью этого топора. Сам топор чистый, а между топором и топорищем кровь запекшаяся. Ответь на два простых вопроса. Что можно такого рубить топором, чтобы между топором и топорищем запеклась кровь, которую невозможно отмыть, и почему этот топор лежит в телеге, а не дома.

Отойди в сторонку и допроси мальчишку. Меня интересует, где они закопали оружие. То, что не дома, – это понятно, где-то здесь недалеко их тайник. И пусть не свистит, что не знает. Они сейчас как раз к этому тайнику ехали, иначе нет смысла сворачивать сюда с основной дороги. Кто в деревне еще участвовал в убийствах красноармейцев. Где их дома. Пусть нарисует схему от колодца, иначе мы в деревне потеряемся. Допрашивай. Если почувствуешь, что врет, позови меня. Отрежу ему пяток пальцев на руках, или уши, или и то и другое, вместе взятое. У меня все правду говорят. – И, обращаясь к заплаканному мальчишке, добавил, кивнув на «Сержа»: – Соврешь ему хотя бы слово, я тебя оттащу в лес и лично в муравейник засуну. Расскажешь правду, отпущу. Слово даю. Не забудь рассказать, как твой хозяин политруков и евреев пытал, и не говори ему, что ты не знаешь, не видел и не слышал. Все равно не поверю. Ты с ним все время трешься. Где твои родители, где ты жил до этого, есть ли у тебя родственники – нам не интересно. Скажешь все, что знаешь, – отдам тебе лошадь с телегой, оружие, какое попросишь, и отпущу на все четыре стороны. Уедешь отсюда подальше, выберешь семью и попросишься примаком. С лошадью и телегой тебя возьмут. В любом случае будет лучше, чем сейчас. Поможешь нам, я помогу тебе. Нет – я тебя рядом с твоим хозяином пристрою.

Пока «Серж» выслушивал мальчишку, я обыскивал телегу. Именно выслушивал, вопросы ему задавать не пришлось. Мальчишка рассказывал с такой скоростью, что я только диву давался, как быстро он освоил русский язык. Я действительно не люблю допрашивать, у «Сержа» это получается лучше. Что значит опыт. В том смысле, что сейчас я почти уверен, что «Серж» – сотрудник НКВД. Слишком много характерных мелких подробностей проскочило в его поведении за последние несколько дней. По таким подробностям легко можно узнать, чему учили и чему научили человека за всю его жизнь. Учили «Сержа» хорошо, но он сентиментален и пропускает очень много мелких деталей.

Еще через сорок минут «Серж» раскапывал схрон. Мальчишку мы развязали и позволили ему одеться сразу, как подъехали сюда. Устроен схрон был недалеко от места допроса, на соседней поляне за огромной сосной. Грамотно расположен, надо сказать. Здесь был небольшой взгорочек, и почва была песчаная. Увидев люк, «Серж» победно поднял голову и встретился глазами со стволом пистолета Коровина, направленного ему прямо в лобешник. Я сидел сразу за «Сержем», прикрытый его спиной. Расстояние между нами было небольшое, метра два. Пистолет мальчишка держал уверенно, но нажать на курок не успел. Выстрелил я прямо из-под руки «Сержа». Тяжелая пуля армейского «Вальтера» попала мальчишке в правую сторону груди, пробив его насквозь. Выходное отверстие было страшное, и умер пацан почти сразу, пару раз дернув в агонии ногами в стоптанных штиблетах.