Роковой сон Спящей красавицы - Мария Очаковская

Первый “след” мне удалось нащупать в разделе “Фотографии и негативы”, последующие источники были обнаружены в разделе “Рукописи”.

Все отобранные источники, копии которых я направляю Вам (см. вложения), для удобства пронумерованы, выстроены в хронологическом порядке и снабжены экспликациями. Что же касается выводов, то они, как я и говорила Вам ранее, являются только предварительными.

Итак, во вложении под номером 1) Вы найдете фотографию (арх. 78456-р), датированную апрелем 1847 года. Это последний семейный снимок, сделанный в Париже в ателье “Бельвю” перед отъездом Петипа в Россию, на котором он запечатлен с братом и матерью. На большом пальце правой руки Мариуса Ивановича отчетливо виден перстень. При увеличении фрагмента (файл 1-б) просматривается крупный перстень-печатка с широким витым ободом и характерным высоким гнездом (кастом). Высокий каст предохранял руку от соприкосновения с горячим сургучом. Однако изображение в гнезде, обращенное в сторону от камеры, на фото не читается.

Файл под номером 2) содержит письмо к С. А. Теплову[26], чиновнику Дирекции Императорских театров (арх. 781122-л), от 15 февраля 1849 г. На письме имеется прекрасно сохранившаяся сургучная печать, при увеличении которой виден четкий оттиск округлой формы, характерный для инталии. Это разновидность геммы с углубленным рельефом. На инталии изображена женская фигура, опирающаяся на колесо.

Фигура соответствует распространенному в иконографии сфрагистики[27] образу римской богини Фортуны. Богиня удачи, покровительница счастливого случая, часто изображалась на монетах, реже на печатях, и одним из непременных ее атрибутов является колесо.

Также по характерным особенностям оттиска можно уверенно сказать (на сургуче видны примыкающие к изображению витые «плечи» перстня), что в письме к чиновнику Мариус Иванович использовал не печать, а именно печатку-перстень. Кроме того, мы можем заметить, что витой узор перстня схож с узором кольца, что было на руке Петипа на семейном фото в Париже.

Данный источник не позволяет определить материал, использованный для изготовления инталии. И можно лишь предположить, сославшись на распространенные в сфрагистике примеры, что это либо полудрагоценный камень, либо стекло, либо гравировка на драгоценном металле.

В файлах 3), 4) и 5) содержатся еще три письма из деловой переписки балетмейстера с аналогичными оттисками богини Фортуны на сургуче и воске. Все письма написаны в 1850, 1851 и 1853 гг. и адресованы коллегам и чиновникам в Дирекцию Императорских театров.

Что же касается личной переписки, то здесь у меня поначалу возникли некоторые проблемы. Представьте мое удивление, когда в письме Петипа к жене, Марии Суровщиковой, от 1855 г. (вложение под номером 6) я увидела совершенно новую печать с другим изображением, хотя идеально схожую по форме и размеру с первой… Точно определить, что означает фигура с копьем, мне пока не удалось…»

На этих словах Арина крепко задумалась. И после минутной паузы, посчитав, что глупо признаваться в том, чего не знаешь, удалила всю предыдущую фразу. Тем более что на следующий день она условилась о встрече со своим университетским педагогом. Уникальный, но отчаянно дотошный и вредный старикан вел в МГУ курс греко-римской мифологии. Лекциями его заслушивались, а экзаменов боялись до обморока. Любая ошибка – и на бедного студента обрушивался гнев всех богов Олимпа. Для старика же они были как близкие родственники, одних он любил, другими восхищался, третьим не доверял, но знал и помнил абсолютно всех. В том, что загадка решится, Арина нисколько не сомневалась, неизвестный «копьеносец» вскоре обретет свое гордое имя.

«…Рассуждая логически, два схожих оттиска подразумевают наличие двух колец, вероятно, заказанных единовременно у одного мастера-ювелира…» – напечатала она, и в памяти ее тотчас всплыли строчки о премудрых эльфах, гномах и властелине на черном троне в стране по имени Мордор. Арина расхохоталась, громко и счастливо – внутри разлилось радостное волнение, ни с чем не сравнимый азарт исследователя, сердце стучало от предвкушения скорой разгадки.

Мирно сидевший на мониторе попугай порскнул в сторону. Да уж, разделить чужое счастье могут лишь самые-самые. Генка не из их числа.

«…Либо перстень был все-таки один, но имел вращающийся центральный элемент с двумя различными изображениями. В ювелирной практике известны двухсторонние инталии, но встречаются они гораздо реже. Одно, допустим, владелец использовал в деловой переписке, другое – в личной.

В следующем вложении под номером 7) – документ, написанный самой Марией Суровщиковой. Надо сказать, что именно этот документ стал настоящей удачей в моих поисках, на которую и надеяться не приходилось…» – напечатала Арина и снова принялась удалять последнее предложение. Она с трудом сдерживала эмоции. Но радость открытия сложно запереть в сухие казенные фразы отчета. Ей хотелось написать, что найденное письмо Суровщиковой, пусть и плохо сохранившееся, и пострадавшее от влаги, и с великим трудом расшифрованное, – это чудо, это грандиозная удача и, возможно, ключ к разгадке всей истории с кольцом. Ей хотелось поклониться в ноги любезной сотруднице хранилища, потому что если б не она, то Арина даже не обратила бы на него внимания, т. к. источник относился «к периферии» ее поисков. Адресованное некоему Николаю, по всей вероятности, близкому другу Марии Сергеевны, письмо было датировано июлем 1881 года. И к тому времени Суровщикова уже давно рассталась с Петипа, ушла со сцены и жила одна в Пятигорске. И вдруг как гром среди ясного неба – Суровщикова пишет о перстне, некогда принадлежавшем ее бывшему мужу:

«…любезный Николя, прошу тебя, пришли мне мое кольцо, что я позабыла у тебя, когда гостила в Долгино. Это есть так называемый талисман, доставшийся мне в счастливые, но недолгие годы моей жизни с Мариусом».

Следующая строчка была сильно размыта, и прочесть ее не удалось. Далее шли только фрагменты, обрывочные фразы, но зато какие (!):

«…давно Мариус привез, как будто бы из Испании…», «…любил это кольцо, никогда, сколько помню, с ним не расставался…», «в младые годы его отличало большое суеверие… и рассказывал мне о чудодейственной силе Фортуны, которая ему благоволит…», «но для меня по-прежнему остается самою большою загадкою то, что он вдруг решился передать свой перстень мне…», «…вообрази, Николя, когда я выст… на сцене, то замечала и на себе покровительство Фортуны…», «Нынче же счастье молодости прошло… забыта всеми…»

И последняя загадочная ее фраза, будто нарочно оборванная на полуслове:

«…может, теперь это кольцо повернулось ко мне своею обратною стороной и глядит на меня недобрыми глазами Фу…»

Так чьи же «недобрые глаза» так поглядели на несчастную Марию Сергеевну, если полгода спустя она скончалась от черной оспы в гостинице Пятигорска?!