Его апатия - Чингиз Абдуллаев

— Добрый день, — поздоровался Дронго. — На этот раз выприбыли вовремя.

— Опять у вас стычка с этими подонками, — сквозь зубызаметил Митрохин. — ну никак не хотите успокоиться, демонстрируете своивозможности на детях?

— Не нужно так говорить, — возразил Дронго. — У этих"детишек" в руках были ножи и кастеты. Кстати, в прошлый раз тожебыли кастеты. И если бы не мой друг, у которого есть право на ношение оружия,неизвестно, чем бы все закончилось.

— Нужно было сразу так и сказать. — Митрохин недовольнопоморщился. —А вы обиделись и ничего мне не сказали.

— Когда ночью в номер врываются омоновцы, трудно сообразить,что нужно говорить, а чего лучше не говорить. Я думал, вы на их стороне,симпатизируете этим бритоголовым.

— Ну уж нет! — Митрохин сплюнул. — Чтобы я с этими тварямибыл заодно! Плохой вы эксперт, если уж совсем не разбираетесь в людях. Я, можетбыть, следователь хреновый, но никогда с такими вместе не буду. На улицахпрохожих избивают, на базарах погромы устраивают, мне с такими не по пути.

— Каждый считает, что он знает свою истину, — пожал плечамиДронго. — Однако если одних людей натравливают на других, значит, этокому-нибудь нужно. Возьмите, это вам от меня уже второй нож, для коллекции.Кстати, на этом есть мои отпечатки.

Митрохин забрал нож и брезгливо бросил его в салонавтомобиля на пол.

— И еще об истине, — добавил Дронго. — Боюсь, что мы будемоспаривать ваш вывод насчет смерти девочки. Синяки на плечах и шее остались непотому, что Нагиев пытался задушить девочку. Такому сильному человекудостаточно было одного движения, чтобы переломить шейные позвонки ребенка. Онпытался ее спасти. Она упала и ударилась головой, когда убегала от него. А онпытался ее спасти.

— Все равно он виновен, — заметил Митрохин. — Или может, они в ее родителей не стрелял?

— Стрелял, — согласился Дронго, — но вы не исследовалимотивы преступления.

— Какие еще мотивы, если деньги пропали? Ясно, какие у неготам были мотивы.

— В том-то все и дело. В этих деньгах, — загадочно сказалДронго. — До свидания, господин Митрохин. Советую вам прийти на судебныйпроцесс. Поверьте, что он будет не совсем таким, каким вы думаете его увидеть.До свидания.

— И пошел в сторожу гостиницы.

Вечером к нему в номер постучалась Фатима. Она пришла неодна, внизу ее ждала Грета, жена Аркадия Петросяна. Узнав, что она сидит вхолле, Дронго попросил и ее подняться к себе в номер. Грета, полная женщинанебольшого роста, темноволосая, с крупными чертами лица и живыми, подвижнымиглазами, вошла, осторожно открыв дверь.

— Извините, — нерешительно сказала она, — я не хотела васбеспокоить.

— Входите, — пригласил Дронго. — Я знаю, что вы помогаетеФатиме, это очень благородно с вашей стороны. И знаю, как бросали камни в вашдом.

— Это просто мальчишки-хулиганы, — ответила Грета. — Самим-тонам не страшно, но за детей мы боимся. Впервые так испугались за них, с тех поркак уехали из Баку… Я не хотела вас обидеть, господин Дронго, вы уж простите.

— Садитесь, — сказал Дронго, указывая на стул. — Да, не всепредставляют, какая трагедия разыгралась в Баку в январе девяностого. Хотявскоре после событий вышла документальная книга "Черный январь" нарусском языке. Пожалуй, первая, где было написано, что все матери плачутодинаково — русские, азербайджанские, армянские. Это была наша общая трагедия.

— Да, — согласилась Грета, — но кому- то было выгоднонатравливать нас друг на друга. А как мы хорошо жили в Баку! Сколько у нас былодрузей-азербайджанцев! Все соседи к нам так хорошо относились. Многие плакали,когда мы уезжали.

— Не сомневаюсь, — сказал Дронго. — А теперь садитесь рядомс Фатимой, и я расскажу вам о том, как провел последние три дня.

Он начал свой рассказ с того момента, как на них с Эдгаромнапали в Ростове. Он говорил, и глаза женщин вновь и вновь наполнялись слезами.Когда он рассказал о звонке Руслана, обе уже рыдали в один голос. Он старалсяне упускать подробностей, словно проверяя самого себя на этом выступлении,словно готовясь к первому судебному процессу в своей жизни. Он рассказал импочти все, не став говорить только о визите в Балашиху и признаниях самогоОмара, это было нужно сохранить в тайне до суда. Но и рассказанного былодостаточно, чтобы женщины прочувствовали всю трагедию личной жизни Омара.

— Он не виноват, — плакала Грета, — его нужно освободить!

— Несчастный Омар, — вторила ей Фатима, старавшаясясдерживаться, — он, конечно, виновен, но он ведь пришел туда за своимиденьгами, а они на него с топором.

Дронго взял с женщин слово, что они никому не расскажут оего расследовании. Когда Фатима и Грета ушли, он позвонил Голикову.

— Завтра я приеду к вам в консультацию, — пообещал Дронго, —все расскажу, и мы выработаем с вами линию защиты.

— Надеюсь, что вы меня убедите, — сказал Голиков. — Мне ужезвонили, сказали, что заявление о суде присяжных принято. Знаете, прокурорКовалев даже не поверил, что я сделал такое заявление. Сам перезвонил мне,чтобы уточнить. Процесс продолжится в следующий понедельник. Вы останетесьздесь или уедете?

— Я теперь никуда не уеду, пока мы с вами не закончим процесс,— пообещал Дронго.

На следующее утром он поехал к Голикову. Через четыре часа,сразу после ухода Дронго из консультации, туда вызвали машину "скоройпомощи". Пожилому адвокату, успевшему, казалось, пройти за годы практикичерез все и вся, стало плохо, когда он узнал подробности истории Омара Нагиева.Впрочем, лечь в больницу Голиков отказался, настаивая на том, что обязанвыступить на судебном процессе.

Эдгар, узнавший о повторном нападении на Дронго, переехал вего отель и поселился рядом со своим другом.

Рассказанная Дронго двум женщинам история, несмотря на ихобещание помалкивать об этом, уже на следующий день гуляла по городу. Еерассказывали на базарах и в магазинах, передавали от соседей к соседям, о нейговорили во всех учреждениях. Некоторые начали колебаться, вспоминая, как ихобманывали в различных коммерческих структурах, а кое-кто открыто встал насторону Нагиева, решившего вернуть свои законные деньги. Но большинство всеравно считало, что приезжий кавказец, убивший семью местного предпринимателя,должен понести самое суровое наказание. Страсти накалялись. Прокурору областизвонили из Генеральной прокуратуры, с ним беседовал губернатор — все требовалипроведения тщательного и взвешенного судебного процесса. Судья Волкова, которойпоручили вести судебное разбирательство, была известна своей строгостью ипринципиальностью. По мере приближения дня возобновления процесса волнение вгороде нарастало.  Вождь местных ультраправых Аристарх Кастрюк требовал, чтобысреди присяжных заседателей были только местные жители и лишь из числа лиц"славянской национальности". Известие о том, что среди двенадцатиприсяжных оказались татарка и черкес, вызвало ярость "патриотов",которые тут же устроили перед зданием суда шумный митинг.