Наследие Сири - Марьяна Брай

Дверь хлопнула, но я не сразу вышла из роли. Сколько же усилий, сколько жизни нужно вырезать из сердца, чтобы вот так, как Сига, или как Фари, стоять и мыть людей, которые сломали твою жизнь, улыбаться им. Самые сильные здесь. Самые слабые, у кого не поднялись руки, видимо на рудниках. Родители Сири давно угнаны сюда. Только вот как они выглядят? Как выглядит Бран? Я надеюсь он похож на Севара. Хоть капельку. Я открыла глаза. Сига держала полотенце. В комнате кроме нас никого не было.

— Сири, я знаю, что ты не специально. Я всё поняла, — шептала она, вытирая мне голову, когда я громко напевала бравую мелодию о тореадоре. Я знаю что предложить им, потому что мне больше нечего.

— Неси много еды, Сига. Я буду петь, а ты на ухо мне все расскажешь. И вместе покушаем — мне одной это в горло не полезет. Спать я буду утром, Сига, а сейчас, неси еду.

Камин уже догорал, в комнате было тепло. Из окна открывался вид на двор и верхушку стены — солнце утром, если перевалит через стену, будет в окно, это хорошо. Я одела пижаму — очень удобные мягкие штаны и рубаху. Расчесала волосы деревянной расческой, Сига нанесла на голову масло, и волосы стали невесомыми, гладкими.

На ужин мне принесли большой кусок печеного мяса, белый хлеб, разваренный нут, очищенные мандарины и вино в кружке.

Табурет я поставила к двери, а на самый край поставила кувшин с водой — даже если вы решите сделать щель, или просто нажмете на дверь, грохот будет знатный!

Мы поставили все на кровать, молча поели, и я затянула громко и с выражением и заунывно «Миленький ты мой, возьми меня с собой, там в краю далеком, буду тебе женой». Сига села за моей спиной, массировала мне плечи, на случай, если кто-то решит войти чтобы прервать этот предсмертный вой бешенной собаки, и рассказывала шепотом прямо в ухо.

Людей с севера сюда привозили очень редки, или она видела не всех. Но она здесь уже пять холодов. Ее вместе с подругами из деревни увезли васары, но на судне были еще люди из других деревень. На большой лапах их привозили васары ночью, и человек там задавал каждому вопросы — им нужны были те, кто умеет что-то делать. Двое молодых людей оказались гончаром и строителем, и их сразу спустили в трюм. Тех, кто вел себя агрессивно, сопротивлялись, они везли в цепях, кормили их мы, а когда оказалось, что их не развяжут, и нам полностью придется обслуживать их, даже самые злые и гордые в начале, становились тихими и просто плакали, или спали.

Здесь, в замке много девушек с Севера, мужчин с Севера не пускают сюда. Тот, кто решил помогать таарам, живут в своих домах, иногда даже много зарабатывают, женятся на таарских женщинах, но на самых бедных, чьи отцы не смогли стать достойными.

— Сири, я не знаю, правда ли все то, что рассказывают, — Сига говорила очень тихо, и прямо в ухо, и если я замолкала, она моментально перестала шептать, — Те, кто не пригодился, работают на рудниках, это недолгая дороги верхом, по берегу, и там живут люди не больше трех — пяти холодных, а потом кашляют, и умирают — так сказал кухарке один из тех, кто привозит на кухню мясо. Смуглые девушки, что ходят в платках, примерно, как у нас, это девушки, которые здесь работают за деньги, или еще за что-то, но они свободны — они ходят в город и домой к родителям, когда не заняты. Охрана тоже наемная. В охрану и гребцами идут мужчины, которым не хватило ума на то, чтобы заработать себе на дом и свое дело. Через несколько лет службы они могут жениться на тех девушках, что служат здесь, и они сами выбирают себе жену. В такие дни, в начале тепла здесь многие просто ходят в слезах — девушки не могут отказать, это приказ правителя. Этот день — праздник для нас, северянок. Потому что они клевещут на нас старшим по хозяйству и охране. В эти дни мы счастливы, что они плачут, наши слезы никого не волновали.

— ….Только мы вдвоем по полю идем, только мы с конем по полю идем… — я пела те песни, на которые знала куплеты, и старалась не замолкать, что было сложно, потому что информация, которую давала Сига, путалась с мыслями, и я понимала, что теряю нить песни.

— Очень давно, когда таары были не так богаты и умны, и когда они держали рабов из своих же, они привезли несколько рабов с севера, и среди них был человек, что научил их плавить другое железо, и показал, что им можно не только рубить деревья и мясо. Он научил их быть сильнее. Правитель был молодым, как и этот северянин, и они подружились. Он рассказал, что можно делать из ягод красную олу и напиток, что обжигает язык. Это лечит усталость и дает отвагу. Он многое поведал правителю, и говорят, дворец очень изменился. Теперь он отбирает людей с севера, спрашивает, что мы умеем, чем мы можем пригодиться этой земле. Я умела делать веревки из сухой травы, как мои родители, умела доить овец, готовить еду и собирать травы. Здесь меня научили ткать, и, если есть время, мы сразу садимся за этот ненавистный станок.

Женщинам, как и мужчинам, запрещено каждый год носить одну и ту же одежду. Горожанкам приходится искать деньги, чтобы с началом тепла сменить старую на ту, что разрешит носить Тала Ониси. Она придумывает одежду, а раньше, в самом начале, была служанкой одруса с севера, и она жила с ним. И теперь одна из самых уважаемых женщин этой земли.

Ага, понятно, Ониси — министр лёгонькой промышленности, которая добилась своего поста точно не методом банальной эрудиции. И сейчас обязала людей следовать моде, как развитые миры. И приносит в казну, и себе на кофеек. А чего она гоняет в наши земли? Вдохновения ищет? Не верю!

Мне стало все немного понятно. Значит тут есть люди, отвечающие за еду, охрану, или армию? Кстати, про армию я не услышала. Этот тип, поднявший здесь уровень слегка до средневекового, ни черта не понимает в политике, но вес имеет.

— Сига, а этот человек, с которым я буду говорить завтра вечером, это тот самый северянин? — я укрыла нас шубой с головой, и шептала под ней, петь у меня больше нет сил, и голова начинает раскалываться.

— Да, это он, и еще несколько одрусов.

— Но он самый главный?

— Да, он все решает, а они просто задают вопросы. Местные, если вдруг тоже придумывают что-то новое, идут и просят встретиться с одрусами. Он всегда принимает сам.

Конечно, ведь местным одрусам доверять нельзя, потому что им страшно потерять свое место, а значит, до него могут не дойти самые жирные умы. Но он не боится, что его подсидят. Умный чувак, и очень интересный.

— Сига, как он выглядит, и пожалуйста, хоть примерно, вспомни, сколько зим назад он попал сюда.

— Он светловолосый, но бороду он бреет, у него светлые глаза, он высокий как ты, но он уже не молодой. Но всегда улыбается и смеется.

Конечно, улыбается, явно разбавляет дни вискарём, больше тут нечем развлечься, ну, еще швея, у которой теперь самомнение выше замка. Он придумал ей занятие, значит, хотел оставить ее вверху — он подбирал себе верных людей кроме правителя.

— Десять и может, еще пять зим, не меньше, правителю было два раза по десять зим, когда он пришел к нему, а сейчас правитель выбирает себе жену, значит больше трех раз по десять зим. — Сиги сводила брови, показывая, что пытается точнее вспомнить информацию, которую знает обрывочно от разных людей.