Звезда моей судьбы - Татьяна Устименко

Зачем? То неизвестно никому.

Лети, дыши, не будь такой печальной,

Танцуй в потоке жизни без границ,

Вокруг тебя так много мертвых лиц,

Зачахших от бесплодных небылиц,

Однако ты бессмертна изначально.

Ты плоть от плоти света и любви,

Разорваны тобой оковы тела,

Осознанностью мысли, слова, дела

Ты соверши все то, что так хотела, —

И в жизни смысл небесный прояви…

А потом я опустилась вниз, к основанию башни, и ласково расцеловала ожидающих меня эльфов, тех, кто отважился расправить крылья и смело подняться в небо, сменившее гнев на милость. В небо, наконец-то принявшее своих отвергнутых детей.

«Верни их в небо!» – просил меня умирающий жрец бога Шарро, и вот теперь я выполнила его просьбу. Несчастные озлобленные эльфы из клана Полуночных все-таки поняли: когда перед нами закрывается одна дверь, ведущая к счастью, то в тот же миг открывается другая. А мы часто ее не замечаем, уставившись горестным взглядом в крепко запертую дверь… В очередной раз я убедилась, что люди готовы (и более того – страстно хотят) отвечать добром на добро… Просто поначалу все немного робеют, поэтому терпеливо ждут того, кто начнет делать это первым.

– Посмотри на свою звезду! – ахнула Ребекка, принимая меня в свои крепкие объятия.

– Что с ней? – запоздало испугалась я, принимаясь ощупывать амулет. Не разбила ли?..

– Посмотри! – потребовал Беонир, подпирая меня надежным плечом.

Лаллэдрин чуть приподнял привешенный к цепочке амулет, и я с восторгом увидела, что еще один луч моего хрустального сокровища налился чистым небесным сиянием! И тогда я поняла, что это может означать только одно: мое четвертое испытание уже пройдено!

А вслед за этим пришла жуткая усталость: навалилась могильным камнем, беспощадно подминая меня под себя, выкручивая не привыкшие к полетам суставы и корежа крылья, налитые дикой болью. Помню Лаллэдрина, несшего меня на руках и вполголоса бормочущего что-то успокаивающее… Еще помню всех своих сестриц (конечно, кроме куда-то запропастившейся Эвридики), затащивших мое почти бесчувственное тело к себе в покои, приготовивших тазы с нагретой воды. Помню мыло в яркой фольге и мягкие, пушистые полотенца. Меня бережно погрузили в теплую ванну, сбоку положили серебряную коробочку с душистой мазью и футляр с ножницами, пилочками, щеточками для волос, бровей и ресниц. На шагрени футляра был вытиснен узор, а на каждой стальной вещице виднелась золотая инкрустация. А я почему-то все не позволяла им расплетать свои многочисленные косички, скрепленные медными наконечниками. Наверное, я просто боялась вступать в новый этап жизни… И ведь не разрешила, так и осталась при своих косичках!

Горячая вода навеяла сон, и вот меня уже завернули в одеяло, я вяло улыбнулась и поблагодарила, не понимая смысла окружающей меня суеты. А девичьи голоса щебетали наперебой, уплывая вдаль, проваливаясь за грань сна… В голове осталась только одна фраза: «Завтра день принесения клятвы!»

«Какой клятвы?» – недоуменно подумала я и вдруг провалилась в сон.

– Каждый взрослый эльф, вступающий в ряды клана Полуночных, обязан принести клятву верности Дархэму, нарушить которую он не сможет даже под угрозой смерти! – пафосно вещал Лаллэдрин, ведя меня по длинному коридору, примыкающему к залу заседаний королевского совета. – Интересы клана мы ставим превыше всего, гораздо выше собственных забот и хлопот. Помни это, девочка моя! Сегодня мы официально принимаем тебя в нашей столице как Наследницу трех кланов и дочь рода Эврелиев, вернувшуюся к нам по милости богов! Ты понимаешь значительность сего момента, Йона?

Я растерянно кивнула, одновременно смущенная, обрадованная и раздосадованная. Их противоречивое мышление так и осталось для меня непостижимой загадкой… Вчера они хотели меня казнить, сегодня – приводят к присяге на верность этому городу. А завтра? Что они придумают завтра?

Зал заседаний встретил меня траурными стенами, затянутыми в черный погребальный бархат. «Это в память о загадочно погибшем привратнике из храма Эврелики!» – сумрачно пояснил мой проводник, отводя взор от печальных атрибутов нашей потери. Свечи оплывали белыми неровными горками, чуть дымились ароматические курильницы, в покоях было неуютно и душно… Брови Лаллэдрина хмурились, а глаза намеренно избегали смотреть на королеву, вновь спрятавшуюся под густой вуалью. Он не снизошел и до того, чтобы замечать жмущуюся к матери принцессу, бледную и непримиримую. Сегодня он видел только меня одну…

Церемонию принесения клятвы я запомнила смутно. В памяти сохранился преображенный в алтарь стол, на который водрузили мой меч Лед, прикрытый черным знаменем клана Полуночных, – главные реликвии, доставшиеся нам от короля Арцисса.

– Обещаешь ли ты, Наследница трех кланов, оберегать и защищать город Дархэм, не щадя живота своего? – с нажимом спросили у меня.

– Да! – искренне ответила я, мысленно удивляясь, а разве может быть иначе?

– Обещаешь ли ты оберегать жизнь, счастье и здоровье жителей Дархэма превыше своего собственного? – вопросили меня.

– Да! – снова дала зарок я, вынимая из себя душу, ощущая себя пойманной в ловушку чести, стыда и совести. Наверное, я не хотела становиться частью Дархэма, но тем не менее ею стала. Наверное, я хотела сказать что-то другое, но, странное дело, сказала именно это! Вышло нечто если не красивое, то вполне своеобразное и не лишенное внутренней логики.

Вот пусть таким и остается!

Все девять членов королевского совета восседали на высоких стульях и казались нереально отстраненными в своих черно-белых одеждах и плащах. У мужчин имелись мечи в ножнах на поясе; у женщин, королевы Эвники и принцессы Эвридики, – кинжалы на груди. Одна я была безоружна. Сидела нарядной куклой в светлой парче, с лицом, которое умелые здешние женщины накрасили слишком ярко и броско: золоченые веки, брови соединены на переносице в одну темную линию, губы почти белые.

Лаллэдрин, стоя в их круге, раскрыл толстенный фолиант, взял мои пальцы в правую руку, вытянул из ножен меч и прикоснулся обнаженным клинком к моему плечу. Всего произносимого им я не слышала, будто волнами пропадало сознание, моя память запечатлела только бессвязные обрывки фраз:

– Вяжу тебя словом и окружаю клятвой… Я, верховный чародей Лаллэдрин, принимая в равной мере власть и ответственность за нее… мое прошлое и будущее… если же на мне обнаружится вина или я не в силах буду совершать должное – да обернут против меня мое оружие.

– Да будет так! – дружно подхватили все присутствующие.

И я снова то слышала некие реплики, а то у меня начисто пропадал слух…

А потом, когда церемония закончилась и мы с учителем вышли из зала, намереваясь вдохнуть свежего воздуха, я, жалко тряся распавшейся высокой прической и кусая губы, бросилась к нему на шею и разрыдалась так горестно, как, наверное, не плакала никогда в жизни.

– Какая ты красавица, – с нежностью сказал Лаллэдрин, отечески похлопывая меня по плечу. – Ну что же ты? Ты ведь всех отважней. Успокойся.