Небо выше облаков - Янина Логвин

- У друга одолжил. А что? Тебе не нравится?

- Не в этом дело. Хотя нет, и в этом тоже. Что это у тебя за друг такой, который, зная твою нелюбовь к дорогам и автотранспорту, доверил тебе абсолютно новую машину? М?

- Значит, ты считаешь, что мне ничего доверить нельзя?

Андрей странно себя ведет, как будто дистанцируется от моих вопросов и это настораживает.

- Я такого не говорила.

- Нет, сказала, – упрямо отвечает, - только что.

- Я могла отца попросить нас отвезти. Ему несложно.

- А что ты еще могла попросить, Светка, и у кого? Так и будешь во всем рассчитывать на других? – вдруг раздражается и это заставляет меня подозрительно нахмуриться.

- Ты на что это намекаешь?

- Я не намекаю, а прямо говорю. Мне это не нравится!

Шибуев сердится, у него взмокли виски и он волнуется. Понять бы еще: почему?

- А мне не нравится, что ты не ответил!

Во дворе клиники снуют чужие люди, машина открыта и пахнет новой кожей. Мне приходится подойти к Андрею почти вплотную и потребовать сердито в спину, понизив голос:

- Шибуев, признавайся давай: какого черта ты здесь устроил?

Он кладет сумку на заднее сидение, где пристегнуто удобное детское кресло, и поворачивается ко мне. Сердито играя желваками на скулах, выдыхает признание практически сквозь ноздри, как дракон дым.

- Хорошо! Эта машина – подарок твоего отца. Нам. Я пытался отказаться, но он и слушать ничего не хочет. Почему-то Уфимцев уверен, что я Шумахер, а твой «Ниссан» больше не кажется ему безопасным автомобилем. Черт!

Ясно. Значит, Шибуеву эта идея точно так же не по душе, как и мне.

Я кошусь за спину в сторону крыльца клиники, на котором стоит Павел Павлович в компании моего отца. Оба с интересом поглядывают в нашу сторону. Хотя нет, кажется, в глазах Павла Павловича застыла такая же растерянность, как и в глазах его сына.

- А почему твой отец не признается, что у тебя нет прав? – спрашиваю. - Что здесь такого?

Шибуев кусает губы и утирает ладонью пот со лба.

- В том-то и дело, что они у меня есть. И я иногда вру отцу, что сажусь за руль машины кого-нибудь из своих друзей и рассекаю полночи по городу. Ему нравится думать, что я лишен семейной фобии. Ну, давай, Светка, - сердится Андрей, когда и я на секунду теряюсь от удивления, - развенчай миф! Покажи всем, какой я профан. Даже свою семью отвезти не могу!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Шибуев отворачивается и продолжает суетиться с сумкой – первоклассный врач со своими маленькими тайнами. И в какое же место этого черного джипа он собирается их спрятать? Мне хочется хлопнуть его по затылку и покачать головой.

Господи, мужчины. Синоним их гордости – упрямство.

Для меня в этой ситуации нет ничего ужасного, но не для Андрея. Ох, и папа. Ну и услужил! Ты смотри, стоит, улыбается – довольный собой родитель. Я оглядываюсь и машу ему рукой – счастливая дочь. Эта радость нужна отцу и он тут же впитывает ее, расплываясь в улыбке еще шире. Что-то говорит Андрюшке, сидящему у него на руках.

Я опускаю ладонь на плечо Шибуева, заставив его удивленно  обернуться. Поглаживаю это плечо, пока он сосредотачивает на  мне растерянный взгляд.

- Андрей, не волнуйся. В этом автомобиле автоматическая коробка  передач. Медленно в ворота выехать сможешь?

- Не знаю.

- Я знаю. Сможешь, я все покажу. Давай накатом, не газуй, я на  ручнике подстрахую. А потом поменяемся. Всего лишь пятьдесят  метров и ты больше никогда не сядешь за руль, обещаю.

Я жду, что он возмутится, но Андрей только вздыхает и, кажется, с облегчением.

- Света, какая глупая ситуация. Сам не верю. Как ты себя чувствуешь? – смотрит на меня виновато и потому нежно. - Справишься? Может, пошлем все к черту и просто возьмем такси?

Нет, не возьмем. Этот раунд гордости мы должны выиграть вместе.

- Шибуев, беременность не делает меня недееспособной. Я за рулем отцовского джипа ездила уже в восемнадцать лет, забыл? Я люблю и знаю дорогу, и с этим монстром справлюсь в два счета. Тем более, что у отца такой же. Просто не переживай, ладно? Доверься мне.

Как странно вернуться в квартиру Андрея, как в свою собственную. Разуться и оказаться среди своих вещей. Почувствовать под ногами знакомый ворс ковра и встретить уютную тишину стен. Андрюшка чувствует то же самое, я вижу, как робко он улыбается, увидев свой первый дом, а вот что чувствует Андрей – не знаю.

Он уходит с сыном в детскую, и целый час приспосабливает его к новому положению. Показывает, как жить обычной жизнью, даже когда у тебя на ноге гипс. Приносит игрушки и книжки, которые Андрюшке подарили наши родные, и что-то рассказывает малышу. Я не могу передать, как благодарна ему за это время. За внимание и заботу. За все.

Шалопай Шибуев, кто бы мог подумать, что ты можешь быть таким.

После ужина я укладываю Андрюшку спать и слышу, как вдруг закрывается входная дверь. Ушел. Когда сын засыпает, долго лежу в постели, глядя в потолок, ощущая, как с уходом Шибуева в душу вползает пустота. Окутывает серым коконом одиночества, по капле просачиваясь в кровь – кап, кап. Это то, чего ты хотела, Света. То, к чему шла. Твое личное женское счастье.

Не знаю в какой момент я закрываю глаза, прогоняя удушливую волну, не давая слезам пролиться. Все получилось, я смогла, так почему сейчас так остро вслушиваюсь в тишину квартиры и вскакиваю сразу же, едва слышу, как в дверном замке проворачивается ключ…

- Андрей?

Он, Шибуев. Входит в прихожую, включает свет и опускает на пол большую спортивную сумку. Смотрит на меня удивленно и встревожено, снимая обувь.

- Ну и чего ты поднялась? Я.

- Мне показалось… Я думала, что ты ушел.

Я говорю не о моменте, о решении. О том, что этой ночью не надеялась на его возвращения, и он понимает.

- Тебе показалось. Просто уезжал за вещами. Если ты не против, я поживу пока здесь, с вами. Все равно родители из дому выгнали. М-да, - вздыхает Андрей, взъерошив себе рукой волосы на затылке. – Смешно, наверно, но против аргумента: «У тебя теперь есть семья, сын. Вали-ка ты от нас», не попрешь. Влипли мы с тобой, Светка.