Хранитель вод - Чарльз Мартин

Я машинально обернулся на «Китобоя». Летта на причале привязывала к утке кормовой трос.

– Что вы имеете в виду?

Клей запрокинул голову назад и немного набок, словно вспоминая какой-то давнишний эпизод из своей жизни. А может, и не очень давнишний.

– У меня превосходный слух, мистер Мерфи, сэр. В жизни мне часто приходилось прислушиваться, и я научился делать это очень хорошо. На лодке есть кто-то еще, кроме нас.

На этот раз я посмотрел на оранжевую коробку с прахом Дэвида на носу. Не его ли имел в виду старик? Нет, вряд ли.

Я покачал головой. Клей был мне симпатичен, но я пока не собирался рассказывать ему о Дэвиде и обо всем остальном.

– И все-таки я вас не понимаю, мистер Петтибоун.

Вместо ответа старик показал на крошечную дверцу с правой стороны центральной консоли, которая вела в узкий и тесный туалет.

Предупреждение Клея заставило меня серьезно задуматься. Настолько серьезно, что я стал припоминать, когда же заглядывал в гальюн в последний раз. Похоже, что в последний раз я открывал маленькую дверцу с простой пружинной защелкой в тот день, когда еще у себя на острове заканчивал укладывать в лодку необходимые для дальнего похода вещи. Отплыл я утром следующего дня. Помнится, даже подумывал, не убрать ли в гальюн оранжевый ящик, но так и не решился. В пути ни я, ни Летта туалетом не пользовались (Клей и вовсе бы в нем не поместился), следовательно, с того вечера накануне отплытия туда никто не заглядывал.

Летта довольно быстро заметила, что я неподвижно стою на причале, тупо глядя перед собой.

– Все в порядке? – спросила она, выпрямляясь.

Ее вопрос вывел меня из задумчивости.

– Да, – кивнул я. – Мне только нужно сделать одно дело… Совсем забыл…

Я и раньше подумывал о том, чтобы не оставлять оранжевый ящик в лодке, теперь же у меня появился отличный предлог снова подняться на катер. Спрыгнув на палубу, я отвязал ящик и, приложив палец к губам, подмигнул Летте.

– Хотел убрать вот эту штуку на ночь… – И я сделал шаг к двери туалета. Разумеется, я понятия не имел, кто или что может там прятаться, поэтому было не исключено, что мне придется воспользоваться оранжевым ящиком в качестве оружия.

Подкравшись к дверце, я повернул ручку и плавным движением распахнул дверь. Когда она уткнулась в магнитный держатель на стенке, я заглянул в туалет и невольно отпрянул: из темноты на меня уставились чьи-то большие блестящие глаза. Глаза испуганно метались из стороны в сторону, обращаясь то на меня, то на Летту, то снова на меня. Вскоре я начал различать и очертания тела – небольшого и вдобавок скрючившегося в весьма неудобной позе. Судя по всему, это была девочка-подросток, которая кое-как устроилась на полотенцах и рулонах туалетной бумаги из моих запасов.

Отступив на полшага назад, я почесал в затылке, невольно подумав о том, сколько миль мы прошли при сильном волнении. Было просто уму непостижимо, как человек мог столько времени оставаться взаперти в таком маленьком помещении – и это при том, что лодку швыряло и бросало на волнах. Наверное, жуку в спичечном коробке, которым решила сыграть в футбол орава школьников, и то было бы легче.

Тут между нами протиснулся Солдат. Увидев еще одно лицо, которое можно облизать, он тут же приступил к делу. Вскоре из туалета донеслось сдавленное хихиканье. Нет, не хихиканье, а смех. Очень мелодичный. Только тут я вспомнил, как Солдат то и дело обнюхивал дверцу, но, будучи совершенно уверен, что на борту нет и не может быть никого постороннего, я не придал этому значения.

Солдат тем временем уже почти скрылся в гальюне – наружу торчал только его хвост, который с огромной скоростью ходил из стороны в сторону. Пришлось оттаскивать его за задние лапы. Покончив с этим нелегким делом, я просунул в темноту голову, а затем и руку. В мою ладонь тут же вцепились тонкие, прохладные пальчики, и я вытащил безбилетную пассажирку наружу.

Да, это была девушка-подросток. Или, точнее, девочка-подросток. Джинсы. Кроссовки. Грязноватая футболка. Школьного вида рюкзачок за плечами. Короткие, подстриженные, как у Одри Хепберн, волосы. Стоя на палубе, она пристально разглядывала меня и не говорила ни слова. Я тоже молчал.

Летта удивленно посмотрела на нее и осторожно приблизилась.

– Ты в порядке, милая?

Девочка неопределенно повела плечами.

– Ты… потерялась?

Наша пассажирка покачала головой. Все это время она не отрывала от меня глаз. Она разглядывала меня так, как разглядывают что-то, о чем много слышали, но никогда не видели. Как редкий музейный экспонат или что-то в этом роде.

– Значит, ты не потерялась? – не отступала Летта.

Голова снова качнулась. Спокойно, без видимых эмоций.

– Нет.

– В таком случае, детка… – Летта неуверенно рассмеялась, тщетно стараясь сгладить возникшую неловкость. – В таком случае, что ты здесь делаешь?

Девочка снова посмотрела на меня.

– Я хотела узнать… Я думала, вы скажете мне, кто я такая.

– Я?.. – Она по-прежнему смотрела на меня, и я ткнул себя в грудь пальцем. – Почему – я?..

Девочка выхватила из кармана рюкзачка пожелтевший лист плотной бумаги.

– Что это?

Она сунула бумагу мне почти под самый нос, и я разглядел, что это – старая и очень подробная навигационная карта, на которой был изображен мой остров. Остров, который я считал своим домом. Часовня была обведена красным карандашом или маркером. Никакой пояснительной надписи на бумаге не было.

– И что это такое, по-твоему?

Голос девочки неожиданно зазвенел.

– Девчонки в школе постоянно болтали о своих домах, о родителях, о том, что они будут делать на осенних каникулах – куда поедут, что им подарят и все такое прочее… И только я ничего не знала о своих родителях. Я даже о себе ничего не знала! Я знала только одно – мне снова придется провести эти сраные каникулы одной, снова придется отвечать на одни и те же вопросы, видеть их ухмылки и слышать, как они перешептываются и сплетничают за моей спиной. Все это мне до смерти надоело, поэтому однажды я пробралась в комнату, где держат всякие личные дела, и как следует в них порылась. Некоторые папки были ого-го какие толстые – в дюйм или больше. Словно родословная каких-то благородных графинь или княгинь. Та-то и та-то приходится троюродной внучатой племянницей тому-то и тому-то, который отличился тем-то и тогда-то… Почти как в книге «Денег больше, чем у Бога»![17] Ну а в моем личном деле лежало всего-то две бумажки!..

– Это, как я понимаю, одна из них. А что было на другой?