Мои посмертные приключения - Юлия Николаевна Вознесенская

некоторые жаловались на скуку. Только один молодой человек сказал нечто обнадеживающее:

— Я слышал, что есть другие места, где люди не так равнодушны друг к другу. Но где это, я не знаю.

— А вы хотели бы узнать?

— Зачем? Я привык здесь жить, у меня дом, машина и много девушек. Нет, я не ду маю переселяться, извините.

И он торопливо пошел прочь, явно заподозрив что-то неладное.

На вопрос, кто правит этим городом и довольны ли опрашиваемые этим правлением, почти все просто пожимали плечами или говорили, что их это не волнует. И только с одной женщиной нам удалось дойти почти до последних вопросов нашей «анкеты». Она была недовольна всем и всеми.

— И правительство наше тоже никуда не годится!

— А вы знаете что-нибудь о том, что в других местах существует иное правление?

— Да, знаю! И если бы там узнали, что здесь творится, то послали бы сюда войска ООН! Сбросили бы на этот проклятый город водородную бомбу!

Продолжать с ней разговор не имело смысла. В своих бесполезных хождениях мы дошли до улицы, где находился мой пансион.

— Давай зайдем и спросим, нет ли для меня почты.

— А ты ждешь от кого-нибудь письма? Ты мне ничего об этом не говорила.

— Нет, ничего определенного я не жду.

Просто у меня смутное чувство, что в один прекрасный день я могу получить по почте какое-то важное послание.

Мы зашли в фойе. Увидев меня, портье заулыбался:

— Мадам, наконец-то! Для вас есть пакет. Получите, пожалуйста.

Обомлев, я приняла из его рук небольшую посылку. Мы вышли из пансиона и присели на уличной скамье. Я с трепетом развернула оберточную бумагу. В ней оказалась деревянная шкатулка, перевязанная бечевкой.

Развязав бечевку и открыв шкатулку, я увидела небольшой круглый белый хлебец. Он состоял как бы из двух кружков, и на верхнем было выдавлено изображение Женщины с Ребенком.

— Ты знаешь, кто это? — шепотом спросила я Лопоухого.

— Нет. А ты?

— Я знаю. Эта Женщина — Богородица, а это — Ее Сын.

— Как Их зовут?

— Не помню. Но думаю, что не это главное. Мы должны Их позвать на помощь.

— Как, прямо здесь, на улице?! Нас заберут в полицию за нарушение общественного порядка.

— Ты прав, — сказала я и решительно встала, закрыв шкатулку. — Идем, я знаю, что надо делать!

— Ясно, опять куда-то двигать. Ну что ж, идем… Но это в последний раз!

— Надеюсь, что так и будет.

— И куда же мы пойдем?

— Давай пойдем вдоль моря и попробуем выйти из города.

Это оказалось проще сказать, чем сделать. Мы двинулись в тот конец бухты, где городской пляж переходил в дикий, и до самого горизонта тянулась полоса голого песка. Мы взяли с собой только по бутылке минеральной воды из пляжного киоска и мою шкатулку.

Сначала было просто трудновато идти по песку: он был очень мелкий, и ноги в нем утопали по самую щиколотку. Мы прошли последний пляж и двинулись дальше. Погони за нами не было. Несколько раз мы присаживались и пили воду, но идти становилось все тяжелее и тяжелее. Пройдя километра два по раскаленному песку, мы поняли, что попали в беду.

Наши ноги начали проваливаться чуть глубже. Поначалу я не поняла, что мы попали в гиблое место. Оглядевшись и увидев, что кругом полно кочек, поросших жесткой сизой травой, я сказала:

— Можно прыгать с кочки на кочку, пока не выпрыгнем на твердое место.

Мы попробовали, и сначала у нас что-то получалось, но потом, когда Лопоухий враз провалился по колено, мы поняли, что дело неладно.

— Зыбучие пески! — крикнула я. — Надо возвращаться! — Но не тут-то было. Я сунула шкатулку за вырез платья, чтобы освободить обе руки, и помогла Лопоухому выбраться.

Но тут же сама провалилась по пояс.

— Ищи какую-нибудь палку! Не подходи ко мне с голыми руками! Смотри, вон там какие-то кусты. Иди к ним, но только осторожно, по кочечкам. Попробуй к ним подобраться и наломай веток, и оттуда их ко мне бросай. Только иди осторожно, не спеши!

Этот лопух опрометью бросился к кустам и, не добежав до них несколько шагов, провалился по самую грудь.

— Кранты! Допрыгались! — крикнул он. — Я же предупреждал тебя, что никуда не надо уходить!

Да, кажется, наше долгое путешествие подошло к концу. Но оставалось еще одна, последняя надежда… Пока мои руки были еще свободны, я вынула из-за пазухи шкатулку и достала заветный хлебец. Глядя на вытисненное изображение, я прошептала:

— Дорогая Богородица, спаси меня и моего друга. Пожалуйста, спаси нас!

Сначала ничего не произошло, но потом мне показалось, что мои ноги нащупали твердую почву: во всяком случае, глубже я не проваливалась. Но Лопоухий уходил в песок прямо на глазах.

Тогда я закричала изо всех сил:

— Спаси нас! Мы погибаем!

— Перестань вопить, нас никто не слышит, — прохрипел Лопоухий. — Лучше по смотри на меня и простись со мной.

Боже мой, от него сейчас останутся одни уши! Что я сказала?.. «Боже мой»? Боже мой — вот Кто может нас спасти. Я подняла голову к небу и закричала:

— Боже мой! Боже наш! Спаситель наш! Спаси нас! — Высоко в небе над нами кружилась белая птица. Это напомнило мне что-то из нашей прежней с Лопоухим жизни. Я по смотрела на моего гибнущего друга. Он крутил головой и закидывал ее, чтобы песок не забивал ему нос, но говорить уже не мог — рот был засыпан песком. Глаза его были полны ужаса. Потом они закрылись и утонули в песке. От него осталась только небольшая воронка, и по ее краю уже полз какой-то коричневый жучок с черными крапинками на спинке. Сейчас он сорвется вниз, и его тоже за сыплет. Я прижала к груди хлеб с изображением Божией Матери и закрыла глаза.

И тут я услышала шум крыльев над головой. Белая птица, оказавшаяся огромной, слетела на песок и стала крыльями отгребать его от меня и отбрасывать в сторону. Песок запорошил мне глаза, я почти ослепла.

— Его, его спаси! — кричала я ей, показывая в сторону, где только что был Лопоухий.

Но она освободила сначала меня, и тогда я сама поползла спасать Лопоухого. Птица опередила меня одним мощным движением, подняла крыльями песчаный вихрь, и вот уже целый и невредимый Лопоухий лежит на песке, а над нами стоит… Ангел!

Мой дорогой, мой любимый, мой собственный Ангел-Хранитель! Я бросилась к нему, уткнулась в его блистающий подол и заревела.

Ангел перенес меня, а потом бесчувственного Лопоухого в заросли каких-то