Ни слова о любви - Вера Фальски

«Нет, нет, нет, нет, нет…» Сабина заметалась по комнате. Казалось, сейчас она взорвется. Желая успокоиться, писательница решила прибегнуть к проверенному способу и набрала номер ресепшена:

— Пожалуйста, бутылку вина в номер двенадцать.

* * *

Ближе к вечеру, когда Сабина уже успела выпить несколько бокалов, в дверь постучали.

— Эй, ты идешь на обед? У нас вкуснейшая говядина с овощами, — соблазняла ее Кася.

— Спасибо, может быть, позже. — На самом деле у нее вообще не было желания высовывать нос из комнаты до конца жизни. — Я села писать и даже, кажется, поймала кураж.

Вынужденная врать Касе, которая так выручила ее, Сабина чувствовала себя ужасно по-дурацки, но рассказывать кому бы то ни было о том, что она летит в пропасть, не было сил.

— О, замечательно, тогда не буду мешать, — обрадовалась хозяйка, и Сабине стало еще стыднее. — Но если вдруг захочешь немного развлечься после работы, то спускайся вечером. У нас сегодня встреча клуба любителей кино. Сначала киносеанс, потом все вместе готовим ужин. Придет несколько людей из городка. Сегодня показываем «Пир Бабетты», это стоит посмотреть.

— Спасибо, может, и загляну, но не обещаю. Я корплю над книгой и не хочу отвлекаться.

— Ясно, я поняла. Удачи тебе! — крикнула Кася и вернулась к своим делам, а Сабина залпом допила бокал вина.

«Я отвратительна!» Она хотела долить еще, но уже ничего не осталось, и Сабина заказала вторую бутылку.

Когда начало темнеть, внизу стало шумно. Доносились отголоски разговоров, а затем и фильма. Сабина, одна как перст, пила вино в своей комнате. Это другие могут наслаждаться своими ежедневными маленькими радостями, а ее на пути ждут одни лишь мучения. В конце концов она превратится в потерявшую разум, взлохмаченную и преждевременно исхудавшую старушку в домике на утесе, ремонт в котором никогда не закончится. «Зачем мне понадобилась вся эта революция? — всхлипывала она, вытирая нос покрывалом. — Жила бы себе и дальше спокойно: спа-салоны, фитнес, массаж по первому требованию. С Анджеем ходили бы мимо друг друга в нашей удобной, большой квартире, ни в чем один другому не препятствуя, как было раньше. Без скандалов, без измен, без претензий. По-божески. А я штамповала бы книгу за книгой, и с каждой из них на мой счет поступал бы очередной солидный денежный перевод, и все были бы довольны». Сделав еще глоток мерло, она осознала, что совершила все ошибки в мире и накликала на себя все бедствия, какие только возможны. «Я все исправлю! Еще не поздно. Все можно вернуть назад. Наверняка. Анджей согласится. Ведь невозможно, чтобы он предпочел мне какую-то кобылицу, пусть даже она на пятнадцать лет младше. Невозможно! Мне всего лишь нужно хорошенько перед ним извиниться. Позвоню-ка ему! Прямо сейчас!» Она вскочила с кровати, желая как можно скорее схватить телефон и исправить свою жизнь, но, к несчастью, задела лампу. Зазвенело разбитое стекло. Перепуганная Сабина сжалась в комок на полу, будто набедокуривший ребенок, который рассчитывает, что если он покрепче зажмурится, то никто его не увидит. Она не сдвинулась с места и тогда, когда кто-то вбежал по лестнице наверх и принялся стучать в ее дверь.

— Все в порядке?

Вот теперь Сабина подняла голову. За дверью стоял Борис.

— Я слышал шум. С вами ничего не случилось?

Она всполошилась. Осмотрелась вокруг. Разбитый абажур — вот оно, очевиднейшее доказательство преступления. Сабина закусила губу.

— Если вы не ответите, придется выломать дверь.

— Все о’кей, — пробормотала она. Язык немного заплетался.

— Можно войти?

— Зачем?

— Проверить, точно ли с вами все в порядке.

— О’кей, о’кей, — снова заверила Сабина, стараясь, чтобы голос звучал убедительно.

Но Борис нажал на ручку, и дверь приоткрылась.

«Дьявол, как я могла не запереть ее!» Она знала, что сейчас увидит официант. Жалкую картину.

— Извините. — Парень заглянул в комнату. — Не хотел бы мешать, но ваш голос звучит как-то странно. И это стекло…

Сабина поднялась с пола, силясь придать своему лицу выражение, исполненное достоинства.

— У меня произошел… небольшой несчастный случай. Ничего серьезного. Разумеется, я покрою все расходы. — Невзирая на старание держаться прямо, она слегка покачнулась.

Борис окинул взглядом комнату, после чего, явно изумленный, уставился на Сабину.

— Я сейчас уберу.

— Не нужно. Нет, правда, не нужно…

Но парень уже вошел и начал собирать осколки. Он снова был одет в футболку с короткими рукавами, открывавшими мускулистые плечи, хотя на дворе было не более пяти градусов тепла. Он склонился над осколками, а Сабина смотрела, как челка падает ему на глаза. «Мамочки, какой же он сексуальный…»

Он направился к мусорному ведру выбросить содержимое совка, и, когда он проходил мимо ванной, она преградила ему дорогу. Он был гораздо выше нее, головой Сабина доставала только до его подбородка. Шум в ушах приятно усилился, она колыхалась в нем, будто в танце. «Да что там, я уже натворила столько глупостей, что еще одна дела не испортит», — мысленно выписала она себе индульгенцию и коснулась его торса. Неудачи наподобие той, что случилась, когда она была с Ежи, сейчас Сабина не опасалась: все ее тело дрожало от вожделения. Но Борис взял ее руку и снял со своей груди. Посмотрев на нее, он отрицательно покачал головой.

«Что?! Ты не можешь со мной так поступить!» Она почувствовала неприятный холодок разочарования. Но вот так взять и отойти уже не смогла и всем телом прильнула к нему. Ей хотелось раствориться в нем, разрешить делать с собой все — все, что она раньше стыдилась попробовать. Она отчаянно желала забыться, жаждала, чтобы его руки стащили с нее память и сознание.

Борис взял ее за плечи и осторожно отстранил.

— Лучше не надо, — сказал он и, пройдя мимо, выбросил разбитое стекло.

Сабина постояла без движения посреди комнаты, а опомнившись от ступора, подошла к секретеру, на котором стояло вино. Отпила из бутылки и снова легла на пол, прихватив ее с собой. Она была уже хорошенько подогретая, но хотела быть мертвецки пьяной.

Можно ли умереть со стыда? Сабина наверняка могла бы. Впервые в жизни она так сильно отравилась алкоголем. Даже проснувшись, она все еще была пьяна, и отзвуки вчерашнего вечера пробились в ее память не сразу. А когда проблески воспоминаний (она одна в комнате — Кася за дверью — разбитая лампа — Борис) один за другим просачивались сквозь завесу помрачения, она даже не могла различить, что происходило во сне, а что наяву. Но в конце концов беспощадная правда все равно прорвалась в сознание, и тогда она поняла, что рвотные позывы, лихорадка и боль во всем теле — еще не самая большая неприятность. «Матерь божья, как я могла так по-скотски наврать Касе?! — скривилась она. — Как же мне теперь в глаза-то ей смотреть? И неужто я и впрямь намеревалась звонить Анджею и уговаривать его снова сойтись? — Сабине не хотелось верить, что эта мысль вообще могла прийти ей в голову, пусть даже при помутнении рассудка. — Господи Иисусе и пресвятые апостолы! Нет, умоляю, только не это! Пусть это окажется кошмарным сном, молю вас, молю, молю!» — повторяла она, когда напоследок, словно из густого тумана, выплыли фрагменты завершающей сцены — неудачной попытки соблазнения Бориса. Именно тогда она почувствовала, что смерть от стыда, возможно, не просто риторическая фигура. «Как пить дать, уже все знают. Да и кто бы о таком смолчал… — Но еще мучительнее грызла ее другая мысль: — Он не захотел меня. Сам не пропускает ни одной юбки, а мной взял и пренебрег. Да и что я о себе вообразила?! Я старая и жалкая. И выгляжу примерно так же возбуждающе, как куча увядших листьев».