Прости, если сможешь - Аля Морейно

Аня долго была в кабинете врача. Мне сказали ждать её за дверью. Я сидел, как на иголках, каждую секунду ожидая приговора. Дверь открылась, выглянула медсестра и позвала меня в кабинет.

Врач что-то писала за столом. Аня сидела рядом, опустив голову.

— Я тут написала, что нужно купить в аптеке. Как применять — написала, и мой номер телефона тоже. Если будут вопросы или понадобится моя помощь — звоните. После того, как пообщаетесь с полицией, сможете забрать её домой. Ей нужен покой и хороший психолог.

На слове “хороший” врач сделала акцент и выразительно посмотрела на меня. Я тут же закивал. Я был осведомлён о её проблемах, и события последних суток наверняка добавили к ним ещё целый ворох.

— Что они с ней сделали?

— Когда она захочет, сама вам всё расскажет.

Я понял, что врач не будет со мной разговаривать об этом. Я ведь был Ане, по сути, посторонним человеком, даже не бывшим мужем. Такие интимные подробности мне знать было не положено. Подумал, что, раз отпустили домой, то всё не так страшно? Главное, что она была жива, остальное можно пережить и попытаться исправить.

— Анечка, пойдём поговорим со следователем и поедем домой. Там тебя Мила заждалась.

Она нерешительно поднялась со стула. “Как зомби”, — мелькнуло в голове. Я обнял её за талию и повёл к выходу.

Беседа с полицейским затянулась почти на час. Он подробно расспрашивал её обо всём, что произошло с момента встречи возле цирка до прихода полиции, и записывал в протокол. Мне разрешили быть рядом с ней в качестве поддержки. Было больно и страшно всё это слушать. А каково ей было всё это пережить?

Оказывается, всё время, что они пробыли в том доме, их не кормили и не давали воду. В туалет выпустили лишь однажды. Вечером Глеб ограничился записью видео, после чего снова запер Аню в комнате и больше не трогал. Она слышала, как ближе к ночи голосов стало больше. Мужчины пили и ругались, но к ним в комнату никто не заходил. Ночью она не спала, не зная, чего ожидать от этих отморозков.

Утром вломился Глеб. Он был пьян и очень зол. Вытащил Аню в ту же комнату, где он записывал видео, там был ещё один мужчина. Она узнала его — он был за рулём во время похищения. Её полностью раздели, отпуская при этом похабные комментарии, затем Глеб попытался её изнасиловать. У него не получилось — спазм влагалища был настолько сильный, что ему не удалось в неё проникнуть. Он стал бить её и требовать, чтобы она взяла в рот, но она отказывалась. Тогда он решил заняться с ней анальным сексом, но в этот момент появилась полиция. Я благодарил Всевышнего, полицию и папиных безопасников, что они успели вовремя.

— Шесть лет назад Глеб меня изнасиловал и угрозами заставил молчать и не заявлять на него. Тогда следователь мне сказал, что я об этом ещё пожалею, потому что он будет продолжать насиловать девочек, а я рискую оказаться в такой ситуации повторно. И как в воду глядел. Прошу вас, накажите его по всей строгости! Чтобы больше никогда и ни с кем он не мог такого сделать. Ради денег он готов на всё — похищать детей, вымогая за них выкуп, насиловать женщин и издеваться над ними. Для него не существует никаких моральных норм и запретов!

Сколько боли и отчаяния было в её словах! Я опять не уберёг её от этого ублюдка — и это сводило меня с ума.

Пока мы ждали такси и ехали в машине, я не выпускал Аню из своих объятий. Она покорно прижималась ко мне, будто искала спасение у меня на груди. Откуда у меня вдруг возникла уверенность, что она — моя женщина? Сам не знаю. Но отпустить её от себя я был уже не в состоянии. Будто и не было между нами трагедии и шести лет разлуки и ненависти.

Когда мы приехали домой к отцу, все уже закончили обедать. Мила вполне освоилась и вела себя довольно спокойно. После еды они с Аней отправились спать. Когда я заглянул к ним, они лежали, прижавшись друг к другу, посреди большой кровати. Бессонная ночь и волнения давали о себе знать. Я, недолго думая, пристроился рядышком с ними.

Проснулся я от того, что Аня пыталась выбраться из-под моей руки, которой я крепко прижимал её к себе. Прошептал, приоткрыв глаза:

— Даже не думай, не отпущу.

— Макс, уже поздно. Наверное, надо пойти там помочь на кухне.

— Без тебя справятся.

— Но Мила…

— С ней всё хорошо, там хватает нянек. Полежи ещё со мной.

— Макс…

— Молчи. Иди ко мне.

Развернул её к себе лицом, слегка навис над ней.

— Я вас больше никогда не отпущу.

— Мне было так страшно…

Чёрт, она опять начала плакать. И я не нашёл ничего лучше, чем собирать губами её слёзы.

— Тебе было больно?

— Да, очень. И я так испугалась, что он…

Она начала рыдать. Громко всхлипывая.

— Но тут ворвались полицейские. И ты.

— Ну всё, всё уже позади. Он тебе что-то повредил? Что врач сказала?

— Вроде ничего критичного. Всё не так страшно, как в тот раз.

Мы долго лежали, обнявшись. Пытался надышаться ею. Боялся, что больше Аня меня так близко к себе не подпустит. Кто знал, не оттолкнёт ли она меня, когда оправится от шока? Надеялся, что на сей раз она видела во мне защитника.

Не удержался, слегка коснулся губами её губ. Боялся давить на неё.

— Аня, оттолкни меня, если тебе неприятно.

Она не шевелилась. Я коснулся её губ снова, на сей раз чуть настойчивее. Она не отвечала, но и не протестовала. Поцеловав, слегка втянув её губы, дотронулся до них языком. Она приоткрыла рот, отвечая мне. Я был нежен и осторожен.

За шесть лет я забыл, какая она на вкус. И теперь, словно пробуя её впервые, я совсем терял голову, с трудом контролируя свой напор. Она была вкусной, сладкой, пьяняще восхитительной. Никогда в жизни, ни с кем поцелуи не вызывали во мне такого взрыва эмоций. Она мне отвечала! Она давала мне шанс? В тот момент я не был способен ни на какие мысли. Я просто растворился в нахлынувшем на меня шквале ощущений.

Я был не в силах разорвать наш поцелуй, как будто боялся проснуться и узнать, что это был всего лишь сон. Но дверь открылась, и маленькая командирша не терпящим возражений голосом потребовала, чтобы мы вставали и шли ужинать. Естественно, нам пришлось подчиниться.

Аня

События последних суток совершенно сбили меня с ног. Я с трудом воспринимала происходящее и никак не могла прийти в себя. Всё это было будто не со мной. И одновременно давило ощущение дежавю, словно я уже была в этой точке, и жизнь, сделав виток, снова вернула меня сюда. Хотелось закрыть глаза и открыть их лишь тогда, когда всё это как-то уляжется, успокоится и я смогу жить прежней жизнью. Я отчаянно нуждалась в какой-то опоре, к которой можно было притулиться, чтобы не упасть, и стене, за которую можно было спрятаться, чтобы не было так страшно.