Голландская республика. Ее подъем, величие и падение. 1477-1806. Том 1 - Джонатан И. Израэль

Тем временем Филипп одержал победу в войне против Франции. В 1557 г., в полной мере использовав стратегические преимущества, предоставленные Нидерландами, его войска разбили французскую армию при Сен-Кантене (по ту сторону границы от Камбре), захватив город и окружающую территорию. В результате этой великой победы престиж испанской Короны заметно укрепился по всей Европе, хотя официальное объявление короля победителем было несколько омрачено тем фактом, что герцог Савойский был вынужден начать битву, пока Филипп еще находился на некотором расстоянии от Камбре. Тем не менее в стратегическом и психологическом отношениях это был триумф, так как Сен-Кантен лежал на полпути между Брюсселем и Парижем. Он вызвал панику в Париже и заставил Генриха II вступить в переговоры о мире с Испанией. Битва произошла в день Святого Лаврентия, 10 августа, — факт, который впоследствии нашел заметное отражение в иконографии великого дворца Эскориал, который Филипп посвятил «Сан-Лоренцо», и работы по строительству которого начались в 1563 г. Филипп II хотел сделать Эскориал и его внутреннее убранство, отчасти, грандиозным памятником не только своей победе в Нидерландах, но и своей борьбы за гегемонию в Европе, которая будет носить как религиозный, так и политический характер. На фресках с изображением битвы при Сен-Кантене в «батальной зале» в Эскориале, написанных в конце 1580-х гг., это сражение сознательно сопоставлялось с победой христианской Кастилии над мусульманской Гранадой при Игеруэле в 1431 г. Одно из главных последствий битвы при Сен-Кантене заключалось в том, что она избавила Филиппа II от необходимости возобновления борьбы одновременно и против протестантизма, и против ислама.

Решение Филиппа вернуться в Испанию после заключения мира с Францией в Като-Камбрези (апрель 1559 г.) правильно воспринималось в то время ключевым событием. Война с Францией закончилась, но тяжелые проблемы в Нидерландах, которые породил или усугубил этот кризис, никуда не делись. Королевские советники в Брюсселе, особенно его правая рука, Антуан Перрено де Гранвела (1517–86)[53], бюрократ незнатного происхождения родом из Франш-Конте, убеждали его остаться в глухо волнующихся Нидерландах, а не возвращаться в Испанию. Филипп, как и они, был глубоко обеспокоен. Огромный долг, накопившийся за годы войны у Короны, фиаско с созывом Генеральных Штатов в 1556 и 1558 гг., ропот в недавно подчиненных провинциях, отчаянная нужда в наличных деньгах для выплаты жалованья армии (большую часть которой теперь предстояло распустить), распространение протестантизма, — каждый из этих факторов по отдельности представлял огромную трудность, а в совокупности они составляли устрашающих масштабов вызов, брошенный режиму и католической вере. Отказ герцога Савойского продолжать исполнять обязанности регента в отсутствие Филиппа еще более осложнил проблему.

Возвращение Филиппа в Испанию не было признаком его недооценки Нидерландов или недооценки кризиса, который теперь назревал в северо-западной части его всемирной монархии. Напротив, он был уверен, что ситуация в Нидерландах, особенно в том, что касалось религии, была чрезвычайно тяжелой. Но он также полагал, имея на то определенные основания, что вся испанская монархия была охвачена кризисом. Он победил Францию — это так. Но Франция по-прежнему оставалась сильной, и, вероятно, могла снова бросить вызов испанской гегемонии, что подвергло бы дополнительному бремени ресурсы Филиппа. Кроме того, ему необходимо было противодействовать растущему продвижению осман в Средиземноморье — задача, осложнявшаяся тем, что на протяжении десятилетий защите Испании на юге не уделялось нужного внимания, а также многочисленными финансовыми и административными проблемами в Испании. Филипп вернулся в Кастилию не только для того, чтобы провести смотр своего галерного флота на Средиземном море и организовать контратаку против натиска ислама, но убежденный в том, что лишь посредством укрепления королевской власти и экономии ресурсов в Испании он сможет спасти свою империю в целом, включая Нидерланды, от неминуемого распада.

С одной стороны горизонта тучи неожиданно рассеялись. В расцвете сил король Франции, Генрих II, скончался от случайного ранения, полученного на рыцарском турнире вскоре после заключения франкоиспанского мирного договора. В результате Франция выбыла из числа противников Испании, погрузившись в состояние внутреннего хаоса, который привел в 1562 г. к затянувшейся на несколько десятилетий гражданской войне и слабости на международной арене. Таким образом, с Нидерландов было снято огромное бремя. Но это событие не оказало тех положительных последствий, которые сопутствовали отвлечению внимания Франции от Нидерландов после 1492 г. На этот раз исчезновение внешней угрозы не повлекло за собой легкого перехода к гармонизации отношений между правителем и его подданными. В отличие от своего отца и деда, Филипп не собирался делегировать свою власть крупным магнатам или позволять их клиентеллам монополизировать систему политического, административного и церковного патронажа. После 1492 г. Максимилиан и Филипп I в целом признали верховенство магнатов — в то время у них не было какого-либо иного приемлемого образа действий. Но Филипп II, с его религиозными убеждениями и глубокой подозрительностью к могущественным людям, избрал другую политическую стратегию. Возвышение в Нидерландах, как и во всей Западной Европе, получившего университетское образование сословия чиновников незнатного происхождения, составлявших значительную часть судебной и фискальной администрации, вбило клин между Короной и дворянством, который едва ли существовал до 1500 г. и который нельзя было убрать без ограничения роста полномочий центральной администрации и государства, который происходил со времен Максимилиана. Было невозможно прервать процессы централизации и бюрократизации в Нидерландах, не отказавшись также от борьбы с ересью и укрепления положения Церкви.

На период своего отсутствия Филипп назначил главой центрального правительства и регентшей Нидерландов свою незаконнорожденную сводную сестру, Маргариту Пармскую, даму из династии Габсбургов. Он знал, что ей недоставало опыта и политической хватки, и поэтому она будет нуждаться в советах и наставлениях. В то же время король продемонстрировал свое доверие к знатным магнатам, назначив Вильгельма Оранского штатгальтером Голландии, Зеландии и Утрехта, а Ламораля, графа Эгмонта, штатгальтером Фландрии и Артуа. Эти магнаты номинально снова заняли центральное место в структуре правительства в качестве членов Государственного Совета в Брюсселе, где они заседали рядом с главными королевскими чиновниками — Гранвелой и Виглием ван Аиттой, председателем Совета. Но с самого начала, несмотря на формальные инструкции Филиппа Маргарите, фактический контроль над принятием решений и церковным патронажем осуществляли Гранвела и Виглий. Перед отъездом из Нидерландов Филипп сделал все возможное, чтобы заручиться стабильным и надежным сотрудничеством со стороны знатного дворянства (grands seigneurs). Но отчасти из-за его недостаточного знания местного языка и недоверчивого склада характера, он не смог расположить к себе сеньоров, как это сделал его отец. Созвав заседание ордена Золотого Руна, он призвал магнатов бороться с ересью, защищать Церковь и ежедневно посещать мессу. Однако представители нидерландской знати восприняли его слова как намек на то, что до сих пор они пренебрегали своими обязанностями в этом отношении, и поэтому расстались с Филиппом в оскорбленных чувствах.