Солнечные часы - Софи Ханна

– Ну-ну, еще чего не хватало. Мы не имеем права с ней связываться. И вообще, надо с начальством согласовать. Не думаю, чтобы очень дорого, правда? Сотен в пять уложимся?

– Не имею представления, сэр.

Пруст взял со стола толстую книгу и принялся листать.

– Уотерхаус купил мне. Очень любезно с его стороны. Тут одна глава есть про настенные солнечные часы… где она? Бывают такие часы, которые крепятся прямо на стену…

– Хотите, я все узнаю, сэр? Цены, сроки изготовления и все прочее. Вы так заняты. – Чарли знала, чего ждет от нее Пруст.

– Превосходно, сержант! Благодарю. – Пруст расцвел, и Чарли, к собственному конфузу, покраснела от удовольствия. Должно быть, это в натуре человека – жаждать одобрения от людей, скупых на похвалу.

Она повернулась к двери.

– Сержант?

– Да, сэр?

– Надеюсь, тебе ясна моя точка зрения? Мы никак не можем согласиться на встречу Джульетты Хейворт и Наоми Дженкинс наедине, без присутствия полицейских. Нельзя также позволить Наоми Дженкинс остаться без присмотра в палате Хейворта. Риск слишком велик.

– Как скажете, сэр, – осторожно произнесла Чарли.

– Наоми Дженкинс и Джульетта Хейворт должны понять, что здесь условия ставим мы. Если эти две встречи… очень короткие… состоятся, то на глазах у наших сотрудников. Не просто сотрудников – на твоих глазах, сержант. И никаких отговорок про объем работы или стресс. – Пруст скривился. – Это твоя забота, не перекладывай ее на плечи простых детективов.

Чарли напустила на себя мрачный вид, но в душе ликовала.

– Слушаюсь, сэр.

Пятница, 7 апреля

– Что тебе известно о моем муже? – спрашивает Джульетта.

– Что он меня любит.

Она смеется.

– Это касается тебя, а не его. Что ты знаешь о Роберте? Хотя бы о его семье.

Детектив-констебль Уотерхаус берет ручку. Обменивается с сержантом Зэйлер взглядом, который мне не удается расшифровать.

– Роберт не видится ни с кем из родных.

– Ответ правильный.

Указательным пальцем Джульетта рисует в воздухе «галочку». Другой рукой она все трет и трет бровь, будто пытается распрямить тонкую дугу. Магнитофон записывает наши слова. А моя память записывает жесты Джульетты, выражение ее лица. Это твоя жена, та женщина, которая часто обсуждала с тобой самые обыденные темы – ремонт машины, разморозку холодильника – пока чистила зубы, с полным ртом пасты. Вот насколько она была близка с тобой.

Чем внимательнее я буду к ней приглядываться, чем дольше просижу напротив нее в невзрачной комнатушке полицейского участка, тем обычнее она для меня станет. Та к бывает: чувство брезгливости отвращает тебя от картины с изображением жуткого уродства, но если заставишь себя ее рассмотреть, свыкнуться с каждой деталью, то вскоре она превращается в нечто заурядное и уже не вызывает страха.

Помогает напоминание самой себе, что у Джульетты теперь общего с тобой не больше, чем у меня. Говорят, супружество – всего лишь формальность. Обычно я не согласна, но не в нашем случае. Вы с Джульеттой сейчас настолько далеки друг от друга, насколько это возможно для мужа и жены; разделены не расстоянием, не стенами твоей палаты и ее камеры, но фактом, что она пыталась тебя убить. Если ты очнешься – когда ты очнешься, – ты ни за что ее не простишь.

– Я знаю, что у Роберта три сестры, одну зовут Лотти. Лотти Николс. – Мне пришлось вытягивать эти сведения из тебя, и потом я так терзалась чувством вины, что больше не спрашивала никаких имен.

Еще один визгливый смешок Джульетты – будет что послушать детективу Уотерхаусу и сержанту Зэйлер. Но они не запомнят ее холодные пустые глаза, а я никогда не забуду.

– Ну и почему Роберт никогда не общается с сестрами? – спрашивает Джульетта.

Я помню твой ответ дословно, но для Джульетты перефразирую:

– Они считают, что он недостаточно хорош для них. И тем самым доказали, что они недостаточно хороши для него.

– Это я стала причиной семейной вражды! – гордо заявляет Джульетта. – Держу пари, этого Роберт тебе не сообщил. Вся его семейка пришла в ужас, когда он связался со мной. Форменное безобразие. А ведь я им ничего плохого не сделала! А мой муж случайно не упоминал о том, что одна из его сестер… или все его сестры… э-э… как бы выразиться… мертвы? – Она подается вперед, бледно-голубые глаза сверкают.

– То есть как?

Зэйлер и Уотерхаус поражены не меньше моего, но молчат. Твои сестры… мертвы? Одна из сестер или все сестры. Быть не может. Джульетта врет. Наверняка врет. Если только не случилась какая-нибудь трагедия…

Мне приходило в голову, что трагедии – твоя стихия. Ты полон страсти и скорби, как осужденный, которому перед виселицей выпал миг свидания с любимой.

Когда мы впервые оказались вместе, когда поняли, что наш пыл обоюден, я брякнула как идиотка: «Фантастика! И никаких ловушек, ни одной загвоздки? Поверить не могу!»

Ты глянул на меня, будто только что обнаружил, что переспал с пациенткой дурдома. «Загвоздка есть, и еще какая», – сказал ты.

– Вот я и гадаю, кто расколошматил Роберту мозги, – доверительно мурлычет Джульетта, будто обсуждая последние события телесериала. – Само собой, не ты. Ты Роберта обожаешь. Ты его пальцем не тронула бы, а?

– Именно. – Она не заденет меня словами о том, чем я горжусь. – Это сделали вы. Все знают. Роберт знает. Когда очнется, он подтвердит, что это были вы. Хотели его убить? Или семейная ссора плохо закончилась?

Джульетта ухмыляется сержанту Зэйлер:

– Натаскали? Ну прямо член вашей компашки. – Она поворачивается ко мне: – Может, ты и есть из их компашки? Я не знаю, где ты работаешь. В полиции?

– Нет.

– Прекрасно. Такой иронии судьбы я бы не вынесла. – Она снова наклоняется: – Почему ты любишь моего мужа?

– Что вы имеете в виду?

– Простой вопрос. Внешне Роберт ничего себе, хотя и жирноват стал. Он был постройнее, когда мы познакомились. Но разве физического притяжения достаточно? Ты ведь успела понять, какой он жалкий тупой мерзавец?

– Во вторник я сделала заявление. – Я смотрю ей в глаза, чтобы не встретиться взглядом с сержантом Зэйлер или Уотерхаусом. – Солгала, что он меня изнасиловал. Чтобы полиция начала его искать.

– Так и есть, больная на всю голову, – хихикает Джульетта.

– Откуда вы узнали подробности моего заявления?

Она улыбается:

– А зачем было врать про изнасилование? Сказала бы, что он тебя избил или, к примеру, сумочку стянул.

– Притвориться проще, – отвечаю я после долгой паузы. Меня бесит, что на свете не меньше женщин, которые притворяются изнасилованными, чем тех, которые притворяются, будто ничего подобного с ними не произошло. – Синяков на мне не было, так что в побоях я вряд ли могла его обвинить.