Вечный странник, или Падение Константинополя - Льюис Уоллес

— Я — индийский князь и пользуюсь правом путешественника прожить определенный срок в столице империи.

— Ответ достойный; прошу вас, князь, чтобы впоследствии, пересматривая в мыслях этот разговор, вы не отнесли мой вопрос на счет праздного любопытства.

— Можете этого не бояться, — отвечал князь, — ибо я давно уже узнал, что, согласно кодексу достойного поведения, осмотрительность является одной из основных добродетелей, а прилагая это правило к нашей нынешней ситуации, предлагаю, если будет на то ваша воля, продолжать беседу, которая в силу обстоятельств, видимо, окажется весьма непродолжительной, на каком-то ином языке, кроме греческого.

— Тогда на латыни, — произнесла княжна, бросив быстрый взгляд на воинов, а когда князь кивнул в знак согласия, продолжила: — Ваша почтенная борода, о князь, как и внушающая уважение внешность свидетельствуют о мудрости, равной которой мне не достичь никогда, а потому прошу, скажите, как я, слабая женщина, которая, возможно, не сумеет спастись от этих разбойников, безжалостных в силу своих религиозных предрассудков, могу помочь вашей дочери, отныне — моей младшей сестре по несчастью?

Эти слова она сопроводила таким нежным и приветливым взглядом в сторону Лаэль, что истолковать его превратно было невозможно.

— Прекрасная и добрая княжна, тогда я перейду прямо к делу. Еще на воде, на полпути между этой точкой и вон той, когда поздно уже было менять направление или давать гребцам знак остановиться, я увидел группу всадников, судя по всему воинов, — они поспешно двигались вдоль берега реки в сторону замка. Во главе ехали знаменосцы в разукрашенных одеждах, они несли два знамени, одно — зеленое, другое — красное. Первое, как вам известно, имеет религиозный смысл, его редко увидишь в походе, за исключением тех случаев, когда присутствует особа очень высокого ранга. Из всего этого я заключаю, что наш арест как-то связан с прибытием этой особы. Музыка, которую, как вы слышите, до сих пор играют в ее честь, служит подтверждением моих слов.

— Я слышу трубы и барабаны, — согласилась княжна, — и готова признать, что сказанное вами исчерпывающим образом объясняет то, чему в противном случае объяснения найти невозможно.

— Отнюдь, княжна; по крайней мере в отношении к вам случившееся остается недопустимым, в высшей степени вызывающим поступком.

— Судя по вашим речам, князь, вы знакомы с обычаями этих варваров-безбожников. Может быть, воспользовавшись вашими познаниями, вы назовете мне имя этой важной особы?

— Да, я некоторым образом связан с турками, однако не решусь высказывать предположения касательно имени, звания и цели визита новоприбывшего. Однако, продолжая ту же цепь рассуждений, скажу, что если умозаключения мои верны, тогда послание, которое вы приказали передать коменданту, при всей его убедительности, при всем безупречном соответствии вашему высокому положению, не повлечет за собой вашего освобождения, поскольку то, что стало причиной вашего пленения, может превратиться в причину удерживать вас. Говоря коротко, я не исключаю, что вам дадут отказ.

— Вы полагаете, они посмеют держать меня в плену?

— Эти люди коварны.

— Они не посмеют! — Щеки княжны зарделись от возмущения. — Родственник мой не бессилен, и даже великий Мурад…

— Я прошу простить меня, однако ни под одной мантией не скрыто столько преступлений, сколько под надуманными предлогами, которые у властителей принято именовать «интересами государства».

Она рассеянно посмотрела на реку — буря пустила по ней крупную неровную рябь. Потом, взяв себя в руки, произнесла:

— Я прошу прощения, князь. Я вас задерживаю.

— Вовсе нет, — отозвался он. — Должен еще отметить, что если умозаключения мои верны, то даме высокого положения будет в высшей степени неуютно и одиноко в крепости, каковую представляет собой этот замок: насколько я слышал, в настоящее время его используют скорее как военное укрепление, чем как жилище или место для увеселений.

Воображение княжны тут же подхватило эту идею и, разыгравшись, создало образ мусульманского логова, где нет ни женщин, ни подходящих для них помещений. Ее обуяла тревога.

— Ах, если бы я могла вернуть посланца! — воскликнула она. — Зря я искушаю коменданта, предлагая ему стать его гостьей на любых условиях.

— Не корите себя. То было отважное и во всех отношениях правильное решение, — проговорил князь, облекая в эти любезные слова собственные интересы. — Вы сами видите, шторм разыгрался еще больше. Вон оттуда, — он показал в направлении Алем-Даги, — идет дождь. Не по собственному выбору вы здесь, о княжна, а по воле Господа!

Эти слова он произнес с особой внушительностью, она же склонила голову и дважды осенила себя крестом.

— Положение наше тяжко, — продолжал он, — но, по счастью, его можно облегчить, хотя бы отчасти. Это моя дочь, имя ей — Лаэль. По годам она едва-едва вышла из детства. Она уязвима даже более вашего — у нее нет титула, чтобы остудить пыл насильника, нет венценосного родича, который отмстит за нанесенные ей обиды; ей грозит все то же, что и вам, — темница в этом оплоте неверных, злодеи вместо слуг, неудобства, которые ввергнут ее в лихорадку, разлука со мной, дабы сломить ее дух. Позвольте же ей пойти с вами. Она может выполнять роль спутницы или компаньонки. Даже самые безрассудные злодеи порой отступают, если перед ними не один соперник, а два.

Эта речь произвела должное впечатление.

— О князь, я не знаю, как выразить свою признательность. Я у вас в неоплатном долгу. Да, Небеса ввергли меня в это несчастье, но не оставили меня совсем — и как кстати! Но смотрите, вот мой посланец, и не один! Пусть ваша дочь подойдет и сядет со мной рядом, вы же стойте поблизости, дабы в случае нужды я могла черпать из сокровищницы вашей мудрости. Живее! Князь, Сергий молод и силен. Позвольте ему привести ко мне ваше дитя.

Послушник не замедлил с действием. Подтянув лодку к берегу, он протянул Лаэль сильную руку. В следующий миг ее уже переправили к княжне, и она села рядом.

— Теперь пусть приходят!

Тем самым княжна как бы дала понять, что в общности — сила. Это слышно было даже в ее голосе: в него вернулась ясность, а лицо ее так и светилось отвагой и силой воли.

Сгрудившись вместе, беженцы дожидались прихода офицера.

— Комендант сейчас будет! — доложил он, поклонившись княжне.

Посмотрев в сторону замка, они увидели около дюжины мужчин — они вышли пешими из ворот. Все они были в доспехах, у каждого на предплечье крепилось копье, на котором, вытянувшись в прямую линию, развевался вымпел. Один из воинов шел впереди, князь и княжна сразу же поняли, что это и есть комендант, и смотрели на него с волнением и любопытством.

Тут на землю упали крупные капли дождя. Комендант, видимо, заметил эту очередную невзгоду, взглянул на гневное небо, остановился и поманил своих спутников; несколько человек подбежали к нему и, получив приказ, поспешно вернулись в замок. Он же пошел дальше, заметно ускорив шаги.