Правда во имя лжи - Елена Арсеньева

Ирка знала, что деньги для Ани – больной вопрос. Дима посути своей был безмятежный транжира, не передать, сколько раз в жизни Аняподавляла возмущение, когда, отправившись в магазин за колбасой, он возвращалсяс букетом роскошных роз, истратив на них остатки денег и совсем не думая, чтодо зарплаты жить еще неделю. Но она скорее бы язык себе откусила, чем обиделабы мужа, а потому приучила себя выдавать ему денег только от и до. Опять же –розы покупались для нее! Из любви к ней! Эта сладкая мысль помогала ейсдерживаться – и ничем не упрекать Диму. Но когда Ирка начинала канючитьденьги, Аня взрывалась, как граната с вырванной чекой. Запальчиво объясняла,какая это большая сумма – две тысячи рублей, если распорядиться ими с умом, непросадив мгновенно на тряпки. Деньги можно положить в сберкассу и жить напроценты, особенно если найдешь работу. С такими деньгами можно не кидатьсякуда попало, а поискать действительно хорошо оплачиваемую работу. А лучше всего– поступить в институт. Проценты плюс стипендия – на это вполне можно жить!Получить образование – вот что нужно Ирине, чтобы стать самостоятельнымчеловеком.

– Ты ведь работала в торговле? – поучала ее Аня с вечнымвысокомерием «интеллигента в шляпе» по отношению к «базарной бабе». – Ну,можешь поступить в торговый институт.

– Да неплохо бы… – бормотала Ирина. – Только я не поступлю.У меня с математикой проблемы и с физикой тоже.

– Вот-вот, – не могла удержаться, чтобы не поддакнуть,Анечка, – и пишешь ты с ошибками.

Что было, то было – подписывая договор, Ирка умудрилась дажесвою фамилию, Богданова, написать с двумя ошибками: Багданава. Дичь собачья!Договор пришлось переделывать, конечно, и только потом Аня поняла, что Ирка –отнюдь не патологически безграмотная дурочка, а напротив, сделала это нарочно,чтобы позлить ее, вызвать у нее взрыв возмущения, забрав тем самым ее энергию.Как и полагается вампиру.

– Ага, с языком у меня тоже плохо, – жалобно вздыхала Ирка,зная, что Дима не вникает в слова – так стучит-колотится у него в висках кровь!– а ловит само звучание ее нежного голоса. У него слезы наворачиваются сейчасна глаза от жалости к ней, несчастной красавице, всецело зависящей от щедростизлой, жадной, сухореброй бабенки, судя по голосу – типичной электродрели. И этоего жена… Ну какой нормальный мужик не возмечтает в такую минуту махнуть неглядя?

Ирина продолжала певуче тянуть, надрывая Димино сердце, какнадрывала его любимая ария Лючии де Ламермур, где он не разбирал ни слова –все-таки поется по-итальянски! – а слышал только переливы звучания.

– Нет, в торговлю я не пойду. Вот выучиться бы накосметичку… Они такие деньжищи гребут – не счесть. И у меня получилось бы, всеговорят, что у меня руки ласковые. И они красивые, правда же?

Тут Ирка выставляла вперед свои длинные пальцы, суживающиесяк миндалевидным ногтям, как у красавиц Боттичелли. Аня же в карманах покрепчесжимала в кулачки худенькие, простенькие пальчики с коротко стриженными,какими-то девчоночьими ноготками и скрипела – почему-то она начинала скрипетьтолько в присутствии Ирины:

– Ну, знаешь! В косметических салонах люди работают тоже нес улицы – все с медицинским образованием, не институт, так хотя бы техникум.Вряд ли тебя возьмут туда только за красивые глаза.

– Ой, – нежно пела Ирка, обращая на Аню свои удивительныесапфировые, а может, берилловые очи, – вы правда считаете, что у меня красивыеглаза? А я думала, что не нравлюсь вам…

О боже мой! Это невыносимо!

А ее обмороки? Ирку хлебом не корми – только дай хлопнутьсяв обморок. Причем не так чтобы шли-шли – она и рухнула в лужу. Нет, свойзамшевый плащик – новый, у Нонны, выцыганенный (на время, но Ирина явно намереваласьего присвоить насовсем), – она чрезвычайно берегла, куда попало не плюхалась,даже лавочку тщательно обметала ладонью. И вот во время одной из такихпередышек Ирка вдруг глубоко вздохнула, откинулась на спинку…

Аня в первое мгновение дико перепугалась – не за нее,понятное дело, а за ребенка! – и метнулась куда-то, сама не зная куда, ктелефону, что ли, «Скорую» вызывать, хотя какой мог быть телефон посредиУссурийского бульвара (вечерние выгуливания Ирины, за безлюдностью, происходилиименно там)? Вообще с автоматами в Хабаровске в ту пору была большаянапряженка. Она решила вернуться и попытаться привести Ирину в чувство своимисилами. А может, инстинкт самосохранения, на миг от испуга ослабевший,воспрянул с новой силой… И вот, неожиданно оказавшись рядом со скамейкой, онаузрела в бликах лунного света Ирину в объятиях ее, Аниного, родного и любимогомужа.

Не то чтобы в объятиях… Выглядело это так: Дима сидел, Иркапристроилась рядом, уронив голову (идиотское выражение!) ему на плечо. А он ееэтак заботливо приобнимал. Как бы придерживал, чтобы не соскользнула с лавки. Ибезвольная Иркина ручонка валялась у Димы прямо на… Да, на бедрах. И, судя потяжелому, можно сказать, надсадному дыханию Димы, легко было представить, чтоИрка там ощущала!

Черт его знает, почему Аня сама в эту минуту не упала вобморок. Как ни странно, помог Людовик XIV. Вернее, вдруг промелькнувшеевоспоминание о том, как любил этот король беременных женщин. Оказывается, то идело какая-нибудь из его любовниц была беременна. Знаменитая мадам деМонтеспан, отбившая его у Луизы де Лавальер, рожала девять раз. Нелегковообразить легендарных красавиц из романов Дюма в роли этаких матерей-героинь,но факт остается фактом: Людовик был неравнодушен к брюхатым бабам. Онисовершенно не теряли для него своей сексуальной привлекательности: сМонтеспаншей он не расставался, пока прелестная блондинка Атенаис нерастолстела до такой степени, что «ляжки ее сделались шириной со спину», поотзыву историка. Но Ирке до подобного еще далеко… Поэтому Ане нельзярасслабляться ни на миг, а следует быть настороже, как никогда раньше, покаДима не решил уподобиться Людовику и отдать свое сердце пузатой авантюристке.

В голове картина мгновенно нарисовалась: Дима бросает ее,разводится и женится на Ирине. Аня возвращается в мамину двухкомнатнуюхрущевку, а в их кооперативной, с таким трудом выстроенной квартире (подарокДиминых и Аниных родителей им на свадьбу) воцаряется Ирина с будущим младенцем,которого благородный, ошалевший от любви Дима усыновляет еще до рождения.

А что? С него вполне станется!

Поэтому она решительно приблизилась к скамейке, с болью всердце отметив, как заюлил ногами Дима, пытаясь сбросить с себя искусительнуюИркину руку, и отвесила бедной бесчувственной красавице хорошую пощечину. Азатем вторую – для симметрии.

Ирка взвизгнула – не вздохнула томно, заметьте себе, какполагалось бы по роли, а взвыла:

– Вы чего?! Да как вы?!