Зимняя мантия - Элизабет Чедвик (Англия)

Де Беллем заорал и вскочил на ноги. Горячая густая масса прилипла к его волосам, коже и одежде. У него был такой вид, будто его поедают мучные черви. Он дрыгал ногами и махал руками, пытаясь избавиться от обжигающей каши. Ошметки ее полетели в разные стороны. Остальные обедающие начали возмущаться.

– Ты, хромоногий сукин сын! Я тебя убью! – завопил де Беллем и выхватил из ножен кинжал.

Симон последовал его примеру.

– Ты подставил ногу! Сам виноват! – огрызнулся он, понимая, что месть была сладкой, но недостаточной. У него не было никаких шансов в драке с де Беллемом. И убежать он не мог.

– Оставь его, Роб! – крикнул сын Вильгельма, тоже Робер. – Это произошло случайно.

– Черта с два! – де Беллем оскалил зубы и бросился на Симона, размахивая кинжалом. Только резкий прыжок назад спас того от удара в живот. Но он наступил на больную ногу и упал.

Де Беллем пнул его по ребрам. Симон задохнулся. Он сказал себе, что не умрет, не будучи уверенным в этом. Не станет же де Беллем убивать его при стольких свидетелях.

Он увидел ногу, занесенную для следующего удара, и приготовился откатиться, но удара не последовало. Разъяренный Уолтеф поднял де Беллема в воздух и вырвал у него кинжал.

– Ты позоришь свое рыцарское звание! – проревел он. – Только посмей приблизиться к этому парню – я тебе голову оторву!

– Ха, с каких это пор у вас есть право говорить о позоре? – ухмыльнулся де Беллем, вырываясь из рук Уолтефа.

– С тех пор как я стал свидетелем твоего постыдного поведения по отношению к своему соотечественнику, – резко заявил он. – И запомни мои слова: тронешь его, – будешь иметь дело со мной.

Де Беллем сжимал и разжимал кулаки. Он ничего не сказал, но ярость в его взгляде была понятней, чем тысяча слов.

Тут в конце зала началась суета – прибыл Вильгельм, чтобы разговеться. В это время Уолтеф помог Симону подняться и вывел его из зала.

– Ты в порядке, парень?

Симон кивнул, потирая ребра.

– Я не должен был этого делать, но мое терпение лопнуло, – удрученно оправдывался он. – И вам не стоило за меня заступаться, милорд. Робер де Беллем – коварный враг.

Уолтеф махнул рукой.

– Одним больше, одним меньше – какая разница, – произнес он с грустной улыбкой. – Он не тронет тебя, пока я рядом, обещаю.

Симон покачал головой.

– Да, – согласился он. – Но он будет выжидать. Роберу де Беллему безразлично, сражается ли он со своим противником лицом к лицу или вонзает нож ему в спину.

– Но ты, по крайней мере, испортил его тунику, – заметил Уолтеф.

– Точно, – кивнул он и улыбнулся. – Я задел его самолюбие, а у него это самое больное место.

В море было холодно и неуютно, но плавание оказалось коротким. Они высадились в Саутгемптоне и оттуда направились в Вестминстер.

В Англии настроение Вильгельма изменилось. В Нормандии он знал о подавленном восстании только из рассказов и писем, а сейчас он мог все видеть и слышать сам, и это ему не понравилось. Те его бароны, у которых были свои интересы в Англии, нашептывали ему о необходимости предотвратить возможное предательство в будущем и наказать виновников. Уолтеф по-прежнему находился под домашним арестом, о планах вернуться домой пришлось забыть, хотя король снизошел до того, что согласился на приезд Джудит и послал за ней Симона.

Погода была морозной и ясной, дороги хорошие, и Симон добрался до Нортгемптона на третий день.

Его приняли в главном зале, накормили, предложили вина и затем пригласили в личные покои графини Джудит.

Она сидела перед пяльцами и вышивала при свете свечей. С ней были дочери. Матильда трудилась над простым шитьем, держа в руке большую иголку с яркой шерстяной ниткой. От усердия девочка даже высунула язык. Сколько же ей? Чуть больше трех лет, подумал Симон, и очень похожа на Уолтефа. Ее младшая сестренка раскладывала кусочки ткани по цвету под бдительным оком Сибиллы и еще одной служанки.

– Миледи, – поклонился Симон.

Джудит жестом пригласила его подойти поближе, в круг света. Она вышивала сцену из жизни святой Агнес, которая предпочла мученичество браку.

– Насколько я понимаю, ты прибыл с посланием? – сухо произнесла она, давая ему понять, что он здесь не гость. Губы Джудит были поджаты, из чего становилось ясно, что она не в восторге от того, кого дядя выбрал в посланники.

– Король требует вашего присутствия в Винчестере, – объявил он. – И сеньор Уолтеф тоже просит вас приехать.

Она продолжала вышивать, склонив голову над пяльцами.

– Значит, мой муж не приедет в Нортгемптон?

– Нет, миледи. Король предпочитает держать его при себе.

– Ты хочешь сказать, он пленник? – Она подняла голову. – Завернутая в шелк правда не становится краше. Расскажи мне все.

Симон сдержался, никак не отреагировав на ее приказной тон.

– Король еще не решил, как поступить с графом, – пояснил он. – Мне думается, он будет держать его в заложниках, пока не примет решения. Некоторые считают, что его следует простить, другие же полагают, что король должен проявить осторожность. Они говорят, что одно упоминание о датчанах может вовлечь его в новое восстание. – Он не стал говорить, что голоса тех, кто возражал против освобождения Уолтефа, звучат куда громче тех, кто выступал в его защиту, и среди противников самые громкие принадлежат ее отчиму – Юдо Шампанскому и Роджеру де Монтгомери – отцу Робера де Беллема.

Джудит шила, пока не кончилась нитка. Она отрезала ее ножницами, откинулась назад и вздохнула.

– Последние несколько месяцев я жила в покое, – грустно сказала она. – Мне кажется, сейчас я не в состоянии вынести ссоры.

– Миледи?

Она качнула головой.

– Когда я выходила замуж за Уолтефа, мне казалось, я смогу его изменить. Но это все равно что черпать воду решетом. Он такой, какой есть, а я такая, какая есть. – Она встала и потерла спину ладонями. – Хорошо, я поеду в Винчестер, и я скажу, что думаю.

– Папа приедет домой? – спросила Матильда, которая поняла кое-что из того, о чем шла речь. Ее личико внезапно осветилось радостью.

– Папа домой, папа домой, – повторила за ней ее маленькая сестренка.

– Там будет видно, – сухо ответила Джудит.

В своих королевских покоях Вильгельм поднял племянницу из низкого реверанса и поцеловал. Джудит посмотрела ему в лицо. Внешне она выглядела спокойной, но на самом деле живот ее почти прилип к спине от дурных предчувствий. Они были не одни. Кроме обычных слуг в покоях находились ее мать, отчим, Данфранк Кентерберийский и несколько высших чинов из совета ее дяди. Официальное собрание… или суд, готовый вынести приговор?