Башня - два - Юрий Никитин

За их спинами чуть слышно хмыкнуло. Юлия сделала злоеподозрительное лицо, а когда Олег поднялся и пошел по широкому проходу,просверлила ему спину злым взглядом.

Стюардесса вскрикнула:

— Куда вы? Пока самолет не взлетел, передвигатьсязапрещено…

— Живот, — прохрипел Олег. Он прижал обе ладони кживоту. — Наверное, что-то съел…

Как она и ожидала, он не свернул к туалету, в первом классеесть свой… надо обязательно посмотреть, как буржуи живут… а отвел в сторонузанавес, разделяющий первый класс и… остальных, исчез.

Юлия замерла, продолжая сохранять злое и вместе с темобиженное лицо восточной женщины, которую муж золотом осыпает, но свое вниманиераспределяет по доступным московским бесстыдницам.

По ту сторону прохода изящная молодая женщина выдвинуластолик, подняла с пола и поставила, раскрыв, ноутбук. По тому, какпрофессионально улыбнулась своему спутнику, Юлия поняла, что это и есть одна изтех секретарш на выезд, самых высокооплачиваемых профессионалок, чтосопровождают бизнесменов в далекие поездки. Ее подруги рассказывали о таких сжаром, в котором осуждение перемешивалось с жгучей завистью. Такие, по слухам,в самом деле умеют печатать, стенографировать, сервировать столы, даже служатпереводчицами, а не только приводят в норму гормональный тонус нанимателя и егодрузей.

По проходу шелестнули шаги. Не поворачиваясь, она ужечувствовала, что подходит Олег. Он плюхнулся рядом, угрюмый, раздосадованный.

— Что, — сказала она негромко, но так, чтобыуслышали, — не повезло?

— Замолчи, — буркнул он.

— Постыдился бы, — сказала она горячим шепотом.

— Замолчи, дура! — рыкнул он, но в его голосе онаощутила поощрение.

— У тебя взрослые дети! — сказала она ужегромче. — А ты этих бесстыжих бегаешь щупать!

Он схватил полотенце с ее колен, вскочил и пошел обратно попроходу. Обернувшись, она видела, как он вытирает им потное раскрасневшеесялицо.

Вернулся, полотенце в руке скомкано, Юлия насторожилась,заметно, что в полотенце что-то еще… Когда Олег тяжело опустился в кресло, соблегчением поняла, что никто не заметил ничего уже потому, что старались несмотреть на развязного среднеазиата, от которого пахнет чесноком.

Он опустил полотенце между их креслами, тут же выдернул,бросил ей на колени. Юлия наклонилась к его уху:

— Что-то случилось?

— Все в порядке, — буркнул он.

Закрыл глаза, рука его коснулась ручки рядом. Кресло плавноизменило наклон. Губы надулись, как у обиженного ребенка, он начал размереннопосапывать, но тут же всхрапнул, дико посмотрел по сторонам.

По ту сторону прохода в кресле с удобствами расположилсярумяный и жизнерадостный толстяк средних лет. Он вытер платком лоб, сразу жезаказал стюардессе холодный боржоми, на Олега взглянул веселыми живыми глазами:

— Не спится? Я тоже не могу спать в самолетах. Летаючуть не каждую неделю, а вот спать не привык. Вы с Востока?.. Мы сейчасповорачиваемся лицом к Востоку!.. Очень!.. Я помощник сенатора штата Мичиган… лоббист,ха-ха, хотя лоб у меня как лоб… Вы бизнесмен, да?

Олег кивнул:

— Да. Скот, рудники.

— О, и рудники? — удивился толстяк. От его взглядане укрылись ни Ролекс Олега, ни серьги с бриллиантами Юлии. — Этопохвально, похвально!.. Медь?

— Никель, — сообщил Олег.

— Вам повезло, — сообщил толстякуважительно. — Никель сейчас идет в цене. Меня зовут Майкл Айвэноф, ясейчас как раз занимаюсь Востоком… Это же просто замечательно, что вашжизненный уклад наконец-то вошел в орбиту цивилизованного мира! Если бы не тебанды талибов и ваххабитов…

Олег сказал обидчиво:

— Почему же банды? Это люди идеи.

— О! — воскликнул экспрессивно Майкл, он явнокопировал юсовцев с итальянцев. — Я не хотел вас обидеть!.. Это люди идеи,но какой идеи!.. Это все разрушительно!.. Это бесчеловечно!

— Почему? — удивился Олег.

Юлия посматривала с тревогой, Олег почему-то завелся, этонеосторожно, но Олег в ее сторону не смотрел, на толчки в бок внимания необращал.

Майкл в ужасе распахнул чистые невинные глаза. Румянецраспространился по всему лицу, окрасив даже лоб.

— Как вы можете такое говорить?.. Как вы можетеговорить такие ужасные вещи?.. Ведь эти талибы… они ведь уничтожают все правачеловека!.. Все его неотъемлемые и незыблемые права! Они снова ввергаютчеловека в оковы ритуалов…

Олег слушал краем уха, одновременно стараясь держать в сферевнимания как весь салон, так и чересчур улыбающуюся стюардессу, всехразношерстных пассажиров, которых запомнил и увидел так, как только один он могвидеть, а по реву моторов он уже мог бы с точностью сказать, сколько какойпроработал, когда делали профилактику, какие детали заменили, а какие служат спервого же дня.

Голос соседа слегка истончился, как у галла, затем обрелзвучный оттенок меди, словно говорил римский оратор. Перед глазами чуть поплыло.В боку ощущались медленные тяжелые толчки. Боль постепенно затихала, ноопухоль, как он чувствовал, разрослась, захватила нижнюю часть грудной клетки.Он чувствовал, как тонкие нити снизу только что коснулись сердца, поползли поего плотной оболочке. Их подбрасывает при каждом толчке сердца, но эти нитиползут, ищут, где внедриться, ищут зацепки… вот какой-то усик сумелприкрепиться, выделил разъедающую жидкость или просто проколол тугую оболочку,тут же вся толстая нить… скорее трубка, по которой перекачивается черт знаетчто, начала очень медленно вползать в сердце…

Он знал, что сидит с сумрачным выражением на своей восточнойфизиономии, но в сознании произошел болезненный сдвиг, лицо жизнерадостногоМайкла расплылось, как воск на солнце, на его месте возникло лицожизнерадостного Маркония, старого друга, сенатора Римской империи, в домекоторого он часто останавливался.

Как вы можете об этом говорить? — звенел в его ушахвозмущенный голос. — Ведь это же… Это же полуживотные!.. Они даже говоритьне умеют связно!.. Подумать только, они отрицают все наши демократическиесвободы, завоеванные с таким трудом… Все неотъемлемые и незыблемые праваквиритов!.. Они ввергают свободного человека во власть нелепых ритуалов! Онивыступают против храмовой проституции, а ведь только мы, римские юристы,создали все условия, дабы за всеми слоями общества были признаны равные права.Даже гомосексуалисты могут быть сенаторами, уже не скрывая своих пристрастий!..А наши оргии, которым так ужасаются варвары, — разве не следствие свобод?Богатства, если хотите?.. Да, мы решаемся высвободить на время эти животныеначала, что таятся в каждом человеке, насытить их, чтобы снова стать человекомчистым и готовым к творчеству, созиданию, — это разве не разумно?