Колесо судьбы - Даниэла Стил

Тана смотрела на него, сдерживая рыдания. «Как хорошо, чтоон остался жив. Это просто чудо, что он выжил», — думала она, слушая егорассказ о том, как он пять суток лежал в джунглях, уткнувшись лицом в грязь,под проливным дождем. «Ну и пусть он не сможет никогда ходить. Он ведь жив, нетак ли?» И сейчас в характере Таны проявилось то, что давным-давно в нейразглядела Мириам Блейк.

— И поделом тебе, болван, за то, что ты путался сдешевыми шлюхами. Ну что ж, пока полежи тут, если угодно, но вот что я тебескажу: я не собираюсь слишком долго все это терпеть. Понял?

У них не было сил сдерживать слезы. Тана встала, крепкосхватив его за руку.

— Ты поднимешь свою задницу и будешь что-то делать для себя.Ясно? — произнесла она дрожащим голосом. Сердце ее болело и не умещалось вгруди.

— Слушай, ты просто сумасшедшая. Ты знаешь это, Тэн?

— А ты — ленивый сукин сын, но ты не слишком радуйсятому, что отлеживаешь задницу, потому что это ненадолго. Ты понял, придурок?

— Да, мадам.

Он отдал честь, а через пару минут пришла медсестра исделала ему обезболивающий укол. Тана, держа его за руку, смотрела, как онзасыпает, слезы катились по ее щекам, она молча плакала и шептала словаблагодарности. Несколько часов просидела она так, глядя на него, держа егоруку, и наконец, поцеловав в щеки и в глаза, ушла. Было уже за полночь, и вавтобусе до Беркли она думала, что эта ночь — Ночь Благодарения. Слава богу,что он выжил. Слава богу, что он не сгинул в этих богом забытых джунглях, учерта на рогах. Сейчас Вьетнам приобрел для нее особое значение. Место, кудалюди уходят, чтобы быть убитыми. Это не просто место, о котором можно прочесть,поговорить о нем с друзьями или преподавателями между уроками. Для нее сейчасВьетнам стал реальным. Она точно знала, что это значит. Это значит, что ГарриУинслоу никогда больше не будет ходить. И, выбираясь этой ночью из автобуса вБеркли с мокрыми от слез щеками, стиснув в карманах кулаки, входя в своюкомнату, она знала, что ни она, ни он уже никогда не будут прежними.

Следующие два дня Тана провела рядом с ним, отлучаясь лишьдля того, чтобы немного поспать, принять душ, переодеться, и возвращаласьопять, держала его за руку, разговаривала с ним, когда он просыпался. Ониговорили о том, как учились — он в Гарварде, а она в Бостонском университете,вспоминали велосипед-тандем, на котором они катались, каникулы на Кэйп-Код.Почти все время он находился под действием наркотиков, но иногда бывал такимясным, что больно было смотреть на него и сознавать, какие мысли роятся в егоголове. Он не хотел остаток жизни провести парализованным, желал смерти и нераз говорил Тане об этом. А она вопила на него и обзывала сукиным сыном. Но ещеочень боялась оставлять его одного на ночь: вдруг он что-нибудь с собойсделает. Она предупредила медсестер о его состоянии, но такое им было не вдиковинку и не слишком их обеспокоило. Они хорошо за ним присматривали, но уних были и другие, более тяжелые больные, например парнишка внизу, которомуоторвало обе руки и изуродовало лицо ручной гранатой, которую ему далшестилетний мальчик.

Как-то утром в Сочельник, когда Тана уже собиралась вбольницу, позвонила ее мать. В Нью-Йорке было десять утра, она пришла в конторуна несколько часов и решила, что неплохо бы позвонить Тане и справиться о ееделах. До последней минуты она надеялась, что дочь передумает и приедет наРождество домой, но все эти месяцы Тана настойчиво повторяла, что нет никакойвозможности, что у нее куча работы, и добавляла даже, что не видит смысла вприезде матери к ней. Но Джин казалось, что Тане предстоят унылыерождественские каникулы, почти такие же унылые, какие всегда бывают у неесамой. Артур проводит Рождество с семьей на Палм-Бич, там будут Энн с мужем иребенком и Билли. Конечно, она понимала, что ему было бы очень неудобнопригласить ее.

— Ну что, милая, чем занимаешься? — Джин уже двенедели не звонила ей. Слишком подавлена была и не хотела, чтобы Тана этоуслышала. Раньше, когда Артур бывал в Нью-Йорке после каникул, она, по крайнеймере, надеялась, что он заедет хотя бы на несколько часов, но в этом году уДжин не было даже надежды, и Тана так далеко… — Усердно учишься, как исобиралась?

— Да… я… нет… — Тана еще не проснулась как следует. Онапросидела у Гарри до четырех утра. Накануне у него неожиданно подняласьтемпература, и она боялась оставлять его одного, но в четыре медсестра чуть лине силой выпроводила ее домой спать. Ей еще пригодится все ее здоровье. Этопродлится не один день, и она должна быть готова помочь ему, когда он большевсего будет нуждаться в ней. — Нет, я не училась. Последние три дня, покрайней мере.

Тана чуть не падала от усталости, сидя у телефона на стуле спрямой спинкой.

— Гарри вернулся из Вьетнама. — Взгляд ееостекленел. В первый раз она говорит об этом вслух, а при мысли о том, что ещепредстоит сказать, ее просто замутило.

— Ты виделась с ним? — В голосе Джин зазвучалораздражение. — Я-то думала, что ты учишься. Если бы я предполагала, что утебя есть время развлекаться, я не сидела бы здесь в одиночестве врождественские праздники… Но раз у тебя нашлось время для развлечений с ним,самое малое, что ты могла бы сделать…

— Прекрати! — гневный возглас Таны прокатился попустому холлу. — Прекрати! Он у Леттермана. Никто и не думаетразвлекаться, бога ради!

На другом конце провода воцарилось молчание. Джин никогда неслышала, чтобы Тана так кричала. В ее голосе звучали какое-то истерическоеотчаяние и пугающая безнадежность.

— У Леттермана? — Джин подумала было, что этогостиница, но что-то тут же подсказало ей, что она ошибается.

— В военном госпитале. Ему прострелили позвоночник… —Чтобы не заплакать, Тана стала глубоко дышать, но это не помогло. Ничего непомогало. Она все время плакала, как только уходила от него. Никак не моглаповерить, что это случилось с ним. И сейчас, сидя на стуле, она рыдала, какребенок. — Он парализован, мам… он даже может умереть… вчера у него былстрашный жар…

Тана содрогалась от рыданий, не в силах остановиться, но ейнужно было выпустить все это. А Джин сидела у себя в конторе, уставившись встенку, потрясенная, и думала о мальчике, которого видела столько раз. Он былтакой уверенный, почти бесстыжий, если уместно говорить так о юноше его лет, онвсе время смеялся, такой забавный и яркий, такой непочтительный, и он почтивсегда раздражал ее, а теперь она благодарила бога за то, что Тана не вышла занего замуж… Ну и жизнь была бы у нее сейчас.

— Ох, милая… Мне так жаль…

— И мне тоже, — голос ее звучал точно как вдетстве, когда умер ее щенок, и сердце Джин разрывалось. — А я ничего немогу поделать, просто сижу и смотрю.

— Не стоит тебе сидеть там. Это слишком большоенапряжение.

— Я должна быть с ним. Неужели ты не понимаешь? —сказала она жестко. — У него никого нет, кроме меня.