Паутина судьбы - Валентин Пушкин

В обширном кабинете навстречу своей заместительнице и Морхинину поднялся главный редактор – среднего роста изящный мужчина в хорошо отглаженном костюме и нестрогом галстуке на голубой сорочке. Чисто выбритое лицо, чуть слащавая улыбка и мягкое, почти нежное рукопожатие как-то особенно соответствовали его фамилии. На вид – лет сорока.

– Очень приятно, – воркующим баритоном произнес Шелковников. – Новый автор – новый шаг в развитии журнала. Буду рад познакомиться поближе.

Морхинин пришел к выводу, что внешний облик и манеры главного редактора не просто соответствуют фамилии, полученной от предков, но попросту типичны. Он давно заметил: люди, обладающие такими фамилиями, как Бархатов, Гладилин, Замшев, Мягков или вот Шелковников, при внешней любезности показывают в некоторых ситуациях твердость характера, не пугаясь крупных разговоров, склок и скандалов.

В пятницу Морхинин принес водку и закуску. Пожилая дама с игривой резвостью расстелила на столе в кабинете начальника крахмальные салфетки. Ловко и тонко порезала колбасу, ветчину, сыр, хлеб и присовокупила от себя фаянсовую мисочку с икрой из баклажанов. Расставила сияюще протертые рюмки. Чувствовалось, что в дореформенные годы процветания журнала «Советская литература на иностранных языках» (предшествовавшего «Лефту») пожилая дама была прекрасным организатором застолий, небольших юбилеев и торжественных встреч.

– С плодотворным знакомством, – разливая водку, произнес Шелковников и выпил с нескрываемым удовольствием.

Поговорили об обязательной публикации «Шестой кулисы» в одном из номеров приближающегося Нового года. Александр Степанович оставался в душе умеренно-просоветским патриотом, так как при всех его попытках, он не попал в число преуспевающих бизнесменов, политиков, журналистов, хотя некоторые из его знакомых литераторов были более удачливы. Шелковников успел зацепить журнал, стать директором и захватить прекрасное помещение на Бережковской набережной. Журнал выходил регулярно, несмотря на нехватку средств. Требовалось делать реверансы в поддержку новых хозяев, сменить стиль, содержание печатной продукции да и подборку авторов тоже.

Перед Новым годом Морхинин принес в редакцию «Лефта» по три экземпляра «Проперция» и «Плано Карпини». С прочувствованными поздравлениями он подарил их директору, Викторине Ильиничне и Черняеву.

Шелковников не ожидал таких проявлений литературной успешности Морхинина. Он как-то подтянулся в разговоре и уже не считал, видимо, публикацию «Шестой кулисы» блажью своей заместительницы.

Викторина Ильинична пришла в восторг. Что касалось человека с голодным лицом, то он оторопело и долго рассматривал оба романа Морхинина, будто не веря, что это действительно осуществление чужого творчества. У него таких удач еще не случалось. Впрочем, он считал себя даровитым писателем, временно попавшим в неудачную полосу жизни.

Викторина Ильинична кропотливо работала над текстом «Шестой кулисы», неоднократно советуясь с Морхининым. Случайно узнав от него, что время от времени он занимается сочинительством стихов, литературная дама потребовала принести их. Она позвала нервного пожилого редактора Романова, ведущего в журнале раздел поэзии. Стихи Морхинина понравились, а редактор Романов даже смотрел на него удивленно: «Где вы были-то вообще раньше?»

Иногда Морхинин вспоминал забавный случай, имеющий отношение к его литературным занятиям. В преддверии романа «Плано Карпини» Морхинин много читал о Древнем Китае и Монголии. В частности, каждую главу в романе он решил начинать эпиграфом из древних гениев Дальнего Востока, потому он и брал с собой на спектакль (был еще хористом) толстый фолиант «Поэзии Древнего Китая». Читал в антрактах. Естественно, никто из коллег не интересовался, что листает у себя в гримуборной этот странноватый Морхинин.

И вот по окончании большого спектакля он зашел в канцелярию хора справиться о завтрашней репетиции. Он пошутил с женщинами, раскланялся с заведующим, пожал руку приятельствующему с ним хормейстеру Утицыну и вышел в коридор, однако обнаружил отсутствие книги, по оплошности оставленной в канцелярии. Крутнувшись резво на одной ножке, Морхинин упругим шагом возвратился. Без стука открыл дверь и увидел странную картину. «Поэзию Древнего Китая» осторожно держал в руках сам заведующий. А к нему со всех сторон, вытянув шеи, группировались присутствующие.

Морхинин вошел с извинением. Любопытствующие шарахнулись в стороны. В глазах у них пучился если не ужас, то выражение, близкое к паническому. Заведующий деревянным жестом протянул ему книгу. А хормейстер Утицын, страдая и стыдясь за него, спросил:

– Зачем, Валя?

– Что? – не понял Морхинин.

– Вот это: Ли Ду, Фу Бу…

– Ты хотел сказать: Ли Бо, Ду Фу? – Морхинин взял книгу. – Мне нравится, – сказал он.

Когда он уходил, унося свою книгу, его сопровождало напряженное молчание. А один из «общественников» покрутил у виска пальцем. Морхинин повернулся к нему и предупредил самым серьезным тоном:

– Смотри дырку не проверти. А то мозги вытекут.

На другой день Утицын взял его под руку и, будто оправдываясь, произнес:

– Нет, ты пойми правильно. Хорошо, ты не любишь стучать костяшками домино. Ну не играй даже в шашки и не рассказывай анекдоты. У нас есть такие, которые читают в антрактах Ремарка… или детектив какой-нибудь, – Утицын помотал головой с видом горестного сожаления. – Хоть бы ты принес смешное что-нибудь… Чехова, например, или журнал «Крокодил»… А ты – древнюю поэзию… китайскую… Зачем ставить заведующего, хормейстеров и председателя профкома в неловкое положение? Понятно, ты хотел показать, что ты особенный… Постой, ты куда?

Итак, журнал «Лефт» опубликовал подборку стихов Морхинина. А еще через три месяца (уже летом) вышел с романом «Шестая кулиса».

Морхинин получил за роман такой крошечный гонорар, что бухгалтер Фаина Григорьевна даже покраснела, выдавая ему несколько жалких купюр.

– Вот такое у нас ужасное положение, Валерьян, – сказала она, шмыгая носом от смущения. – А наш директор Шелковников воображает из себя великого литератора, вместо того чтобы ходить по инстанциям, искать спонсоров и отстаивать журнал.

– Да я не обижаюсь, – с усмешкой пожал плечами Морхинин. – Я знаю, что Шелковников нормально оплатил в прошлом номере рассказы своим друзьям Гераськину и корейцу Ниму. Якобы у него перед ними моральные обязательства.

– Да ладно уж… обязательства… – презрительно протянула бухгалтер, умудренная за долгие годы службы при литературе. – Вместе всю жизнь водку пили и опереточному кордебалету визиты делали. А Федьку Нима, корейца, продвигали как национальный кадр, пишущий на русском языке. Тогда очень поощрялось.

Тем не менее Викторина Ильинична, как могла, компенсировала Морхинину его гонорар. Кроме десяти экземпляров «Лефта», полученные им бесплатно, так сказать, по закону, Викторина Ильинична подтихую отдала еще две упакованные вязанки – штук пятьдесят.