А в чаше – яд - Надежда Салтанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не мог такой благородный и достойный человек, как Иоанн Куркуас, желать смерти своему василевсу. Несмотря на непокорный нрав великого доместика и его несогласие с нынешней политикой, василевс понимал, что все планы и желания Куркуаса направлены на благо империи. Константин же видел благо не в завоевании большего количества земель, но в удержании имеющихся. Но ведь такие разногласия – не повод для отравления. Да, он отказался когда-то женить своего сына Романа на дочери Иоанна. Опять же сделал это из благих намерений. Для империи важен союз с королем Гуго. Он все объяснил доместику, тот не может быть в обиде.
Василий ошибается. Жаль. Император не хотел терять хорошего слугу лишь потому, что тот пытается его защитить. Кто сможет заменить Нофа? Василий верный слуга империи, его советы бесценны. Он берет на себя бо́льшую часть трудов по управлению, оставляя самому василевсу время на исторические труды. К тому же он отличный наставник Роману.
Поняв, что уснуть удастся нескоро, Константин решительно прошел к столу и достал опять свои записи.
Глава 19
Притирание для лица
Настоять воду кипяченую на розовых лепестках да откинуть на чистую холстину. К одной мере воды добавить полмеры растертых листьев алоэ, масло льняное, на лаванде настоянное, четверть меры. Добавить все к одной мере растопленного пчелиного воску, смешать хорошо. Розового масла или миррового добавить две капли. Через редкую холстину протереть, пока горячее. Хранить в подполе.
Из аптекарских записей Нины Кориарис
Понимая, как велик риск, Он все же верил, что утро принесет Ему и Его покровителю долгожданную власть и славу. Знал, что не сможет уснуть этой ночью. Ждал, когда Его призовут, чтобы наградить и передать титул великого паракимомена при новом императоре. Когда манглавиты грубо ворвались в каморку и вытащили Его и других евнухов, служащих при опочивальне Романа, Он еще верил в успех. Ведь если наследник и император умерли, то в общей суматохе еще не разобрались, кто теперь будет отдавать приказы.
Всех их загнали в сырую, пропахшую болью и страданиями подземную комнату. Холодные стены словно источали смрадное дыхание близкой смерти запертых здесь людей. Кто-то стонал, обхватив бритую голову руками. Кто-то бормотал молитвы, иные рыдали от ужаса, не понимая, что происходит. Он старался не терять достоинства. Это не к лицу будущему паракимомену. Однако время шло, а за Ним никто не приходил. Рассветное солнце уже разогнало тьму, обнаружив крохотное окошко под самым потолком. Дверь распахнулась, и двоих евнухов забрали охранники. Несчастные кувикуларии плакали и причитали. Его забрали только на четвертый раз.
В небольшом зале горел очаг, сбоку от него стоял деревянный, грубо сделанный стул. На нем восседал Василий. Сердце замерло, немилосердно заболел затылок. Что происходит? Ведь Ноф должен быть заключен в подземелье, все должны были подумать, что это он отравил наследника.
***
Василий устал. Уже светало, а отравитель еще не найден. И неизвестно, кто еще был вовлечен в заговор. Из дюжины слуг, кто имел право входить в опочивальню наследника, уже допросили шестерых. Один упал в обморок, едва увидел Василия. На него, не церемонясь, вылили ведро воды, чтобы очнулся. Другие рыдали и молились при виде плетей и пыточных крючьев. Поговорив с каждым из них, Василий отдавал их в руки палача для последующих подробных расспросов. Но он понимал, что они не виноваты – напуганы, потеряны, валили вину друг на друга, но это не они подложили отраву мальчику.
Когда ввели Малха, Василий вздохнул. Молодой слуга, которому он доверял, кто показал себя умным и старательным. Великому паракимомену было больно думать, что Малх мог предать его. Когда слугу швырнули на каменный пол, Василий даже сделал жест рукой, как будто прося стражников быть сдержаннее. Малх встал на колени, склонив голову.
– Почему ты не смотришь на меня, Малх? – тихо спросил Василий.
Молодой человек поднял на него сухие глаза. Василий не удивился злобе, мелькнувшей в них. Сильный характер этого слуги был ему известен. Именно Малха он выделял в толпе прислужников, доверял ему больше, чем другим. Видимо, евнух ожидал к себе иного отношения и здесь. Василий задал вопрос, который задавал сегодня уже не раз:
– Кто налил яд в чашу наследника?
Малх растерянно перевел взгляд на стражника, опять посмотрел на паракимомена.
– В чашу? – переспросил он.
– Да. Кто-то оставил в его опочивальне чашу с разбавленным вином. А в чаше – яд. Наследник умер.
У Малха изменилось лицо, но не так, как у остальных. Это не было ужасом, горем, отчаянием. Это была задумчивость и недоумение. Он закусил губу. Поднял опять глаза на Василия и прежде, чем успел остановить себя, спросил:
– А император?
Василий понял, что это значит. А поняв, прикрыл глаза рукой. И тихо произнес:
– Император при смерти.
Малх чуть усмехнулся, думая, что Василий не видит. Василий же, убрав пальцы от лица, через которые наблюдал за стоящим перед ним слугой, обратился к манглавитам.
– Отведите этого человека в отдельную палату. Заприте и поставьте охрану.
Малх, недоумевая, поднялся, глянул на воинов, повернулся к Василию.
– Я не виноват, великий паракимомен. Куда меня ведут?
– Ты все скоро узнаешь. Ты был верным слугой, Малх.
Охранники, бряцая оружием, увели пленника. Вздохнув, Василий приказал привести следующего допрашиваемого. С Малхом он снова поговорит, когда завершит допрос остальных. Но сначала проверит кое-что еще.
Василий закончил опрашивать всех уже под утро. Лишь четыре человека в тот вечер помогали наследнику готовиться ко сну. Среди них был Малх. Никто не видел, кто открывал ларец. Только Малх ходил на кухни за кипяченой водой для наследника. И только там можно было незаметно взять тарелку для лукумадеса – посуду после ужина еще не убирали, доместик трапезы должен был пересчитывать блюда утром. Выйдя из тюрьмы, Василий лично поговорил с подавальщиками и поварами. Узнать, что отравленный лукумадес подложил Малх, оказалось просто. Слишком просто. Узнать почему – еще предстояло.
Выслушав доклад Василия, император постарался ничем не выдать своего потрясения. Не желая оглашать обвинения в низком преступлении при всей свите, василевс решил принять бывшего доместика и посла Иоанна Куркуаса в своих покоях. В присутствии лишь препозита, бледного от такого нарушения церемониала, василевс вошел в небольшой зал, где между двух колонн из багряного мрамора на возвышении стоял золоченый, богато украшенный трон. Стол напротив был покрыт пергаментами и картами. Там же стояла чернильница и резной ларец, принесенный из спальни императора.
