Художник. Как живут, мыслят и работают творческие люди - Натали Ратковски

мероприятия немецкой социал-демократической партии (SPD) была случайно уничтожена работа Йозефа Бойса под названием «Ванна» — собственно ванна, на которой красовалась табличка «В этой ванне купали Йозефа Бойса» с насмешливой припиской чьей-то рукой: «Видимо, в слишком горячей воде»[120]. Объект был частью передвижной выставки «Реальность-реализм-реальность» (Realität-Realismus-Realität), организованной музеем Von der Heydt в Вуппертале. Причиной подобного недоразумения, которое обошлось музею, коллекционеру и самому городу в сумму с несколькими нулями, был тот факт, что художественный объект «Ванна» — ванна со следами жира на стенках и ошмётками бинтов и пластырей — почему-то оказался в обычной кладовке без какого-либо защитного стекла или упаковки, рядом со стульями и прочей ненужной хозяйственной утварью.

Замок Мойланд (нем. Schloss Moyland), в стенах которого расположен музей современного искусства, включающий коллекцию работ немецкого художника-абстракциониста Йозефа Бойса. Фото: Натали Ратковски

Партработницы, которые готовили праздник, пошли в кладовку за дополнительными стульями и заметили там грязную ванну. Тут же решили, что в ней можно полоскать бокалы из-под шампанского, только хорошо бы сначала привести её в порядок. Вооружённые каким-то зверским моющим средством, они отмыли ванну до такого блеска, что коллекционер Лотар Ширмер (Lothar Schirmer, род. 1945), которому принадлежала «Ванна», позже сказал, что ему вернули «обритый наголо кактус». Всего за несколько минут одержимые чистотой подруги Марианне Кляйн и Хильда Мюллер уничтожили произведение искусства стоимостью около 80 тысяч немецких марок (примерно 40 тысяч евро)[121]. Суды шли более двух лет. Сами того не подозревая, старательные «уборщицы» инициировали множество бурных дискуссий о том, что же можно называть искусством.

Ведь споры шли не просто о том, кто виноват и кому возмещать сумму со многими нулями, а о том, каким жульничеством со стороны художника была идея сделать из грязной ванны предмет искусства. Может ли быть искусством то, что не «считывается» как таковое? Не забывайте, что мы говорим о 1970-х годах. В то время Йозеф Бойс слыл скорее художественным шарлатаном, чем гением, поэтому гнев налогоплательщиков, которые были вынуждены возместить ущерб художнику и коллекционеру через городской бюджет, вызвала не столько акция по наведению чистоты, сколько сама «Ванна».

«В эту ванну идут “купаться” денежки налогоплательщиков», — писала газета Neue Revue. О накале страстей вокруг вымытой «Ванны» свидетельствуют и письма читателей того времени в редакцию журнала Stern: «Если бы обычный гражданин так запачкал свою ванну и выдал за искусство, его бы отправили в психушку!» Или: «Одурачивание честных граждан не знает границ!», «Снимаю шляпу перед господином Бойсом, который может подобное пропихнуть как искусство!» Бойс отнёсся к волне народного гнева спокойно: «Всеобщее веселье — это прекрасно. Ведь, похоже, каждый решил, что произошло нечто смешное»[122]. В итоге коллекционер уговорил Бойса обновить «Ванну», хотя художник упорствовал: мол, первый вариант был единственным в своём роде актом творчества и работа в общем-то неповторима.

Отличительной чертой обоих этих случаев — и с Дюшаном, и с Бойсом — было то, что предметами искусства стали вещи, которые искусством не выглядели. Что возвело их в ранг прекрасного? Конечно же, официальное заявление о том, что это — предметы искусства. Причём легитимация произошла непосредственно при помощи выставки — некоего события в стенах помещения с определёнными функциями. Ведь почему церковь так упорно строит храмы, хотя Бог повсюду, а молиться, каяться или просто вести себя достойно можно где угодно? В первую очередь чтобы напомнить о своей «лицензии» на стопроцентную связь с небом. И только потом — чтобы дать прихожанину душевное пристанище и визуальный ориентир.

Так и художник, если он выставит свою работу на проезжей части без таблички с надписью «Выставка» или «Руками не трогать», рискует обнаружить своё произведение в мусорном баке.

Что, к слову, и произошло со скульптурой художника Михаэля Бойтлера (Michael Beutler) во Франкфурте-на-Майне в 2005 году, когда в городе стартовал очередной субботник под названием «Даёшь чистый Франкфурт». Хаотично брошенная гора жёлтого пластика в центре города была идентифицирована властями как несанкционированно выброшенный строительный мусор и вызвала у дворников одну-единственную реакцию: подмести и сжечь[123]. К счастью, Бойтлер не стал настаивать на выплате компенсации. Сам виноват — подписывать надо было.

Традиционное понимание предмета

К сожалению, сформировавшееся отношение к выставкам мешает здоровому восприятию картины мира. Всё, что представлено на выставке, априори считается достойным внимания. Очень напоминает убеждённость некоторых людей в том, что всё показанное по телевизору — правда. И ведь попробуй возразить.

Одна из самых известных выставок, доступ к которой получили не только избранные, но и простые смертные, состоялась в конце XVII века. Имя ей было «Парижский салон» (Salon de Pari), и учредила её Французская академия живописи и скульптуры (Académie royale de peinture et de sculpture) — не в последнюю очередь для того, чтобы воспитывать у населения вкус. Сначала там выставлялись только художники академии, позже пустили и выпускников других учебных заведений и даже самоучек вроде Гогена.

Парижский салон довольно быстро стал ключевой выставкой, участие в которой влияло на признание, репутацию и, следовательно, цену на работы французских художников того времени. Королевская академия художеств в Лондоне (Royal Academy of Arts) тоже вовремя спохватилась и учредила похожую выставку.

Так и повелось, что примерно с XVIII века художники прилагали большие усилия, чтобы написать картину, которая пройдёт отбор на знаковых выставках того времени. При этом они зачастую меняли направление и стиль письма, чтобы попасть в струю и соответствовать вкусам комиссии. До боли знакомо, не правда ли, коллеги?

Эти выставки широко освещались в прессе, а значит, внимание уважаемой публики было обеспечено. Успех на подобных мероприятиях был определяющим для социального и финансового положения художника. Позже, когда академическое искусство, продвигаемое Парижским салоном, вызвало массивные протесты со стороны культурной публики Парижа, была разрешена альтернативная выставка, известная как «Салон отверженных» (Salon des Refusés), где были представлены полотна и скульптуры, отвергнутые жюри Парижского салона, в том числе работы будущих импрессионистов. Название, звучащее для современного уха как оскорбление и обесценивание — кому охота быть отверженным? — было для художника того времени настоящим прорывом!

Как оказалось впоследствии, эта выставка побила все рекорды посещаемости, даже в сравнении с тем самым Парижским салоном. Принесла ли она художникам продажи и признание? Похоже, что нет, потому что они вовремя спохватились и стали устраивать собственные выставки. При этом отвергнутые художники продолжали писать картины для Салона, потому что им нужно было внимание галеристов и продажи, чтобы кормить семью.

Однако с появлением «Салона отверженных» произошёл поворотный момент в мире искусства, а в нашу культуру вошло такое явление, как ознакомительная выставка.