Лис - Михаил Ефимович Нисенбаум

Посетитель ничуть не обиделся, хохотнул опять:

– Я, Петя, там же, где и ты. Сейчас в палатке твоей двухкопеечной, через час у Султана. Россия – это тебе не гастроном. Тут не все по полочкам разложено. Тут в мясном такие конфетки случаются – ни в каком кондитерском так сладко не бывает.

– Что Султан передал? – взяв себя в руки, спросил Петр Александрович.

– Сегодня в восемь машинку за тобой пришлют. Будь готов, всегда готов, как Гагарин и Титов.

– Ты толком говори, не паясничай.

Деренковский посмотрел на Петра Александровича, как учитель озирает запыхавшегося ученика, налетевшего на него в школьном коридоре.

– Думайте до вечера, Петр Александрович. Вечером совет держать будем. Хотите институт свой продуть – сколько душе угодно. Хотите банк сорвать – машина в восемь. Не прощаюсь.

Гость легко поднялся, отряхнул воображаемые ворсинки с джинсов, щелкнул звездно-полосатой подтяжкой и исчез за дверью.

Петр же Александрович принялся взволнованно ходить взад-вперед от окна к двери, обдумывая произошедшее. Палата стала так же тесна, как кабинет в институте. Предложение Деренковского выглядело фантастическим, пожалуй, даже издевательским, – прежде всего вследствие участия самого Деренковского. Этот человек вхож в правительство, но в то же время связан и с уголовниками, вроде в качестве адвоката, но как-то слишком заметно, даже демонстративно.

Ясно, что власть в России – не одна сплоченная команда, а несколько тайно и явно борющихся партий. Раз во власти и за власть борются разные силы, кто-то может этими силами манипулировать, вести двойную, тройную игру. Понятно, на вершине усидит только тот, на чьей стороне силовые министерства. Притом что между силовиками тоже идет тихая война. А раз так, к новому министру вполне могут приставить пару заместителей, которые будут контролировать его действия и в случае чего смогут занять его кресло.

Но почему он? Неужели не нашлось кандидатуры в аппарате министерства или в регионах? Вероятно, нужен надежный человек со стороны, свободный от прошлых ведомственных связей, который будет идеально послушен покровителям, поскольку обязан назначением только им. Мелькнула мысль: ведь так его привез в Москву Водовзводнов.

Что это за люди, если с предложением прислали именно Деренковского? Хотя он же упомянул Караева. Караев – респектабельный бизнесмен, не шпана какая-нибудь. Петр Александрович почувствовал, что от сложности новых обстоятельств и миража новых возможностей у него кружится голова. Как странно устроен мир! Не прошло и пяти минут, как Петр Александрович уже звонил жене, упросив сестру-хозяйку оставить его одного в кастелянской.

– Галя! Духом вези сюда серый костюм. На такси, конечно. Погладь, хорошо? И галстук, сама выбери. Считай, к президенту.

Разговаривая по телефону, Матросов сам удивлялся, насколько помолодел его голос, стоило мелькнуть призраку лучшего будущего.

Глава 8

Одна тысяча девятьсот девяносто восьмой, одна тысяча девятьсот девяносто девятый

В Центральной клинической больнице каждый день похож на другой. Если бы не особый звук карканья ворон в весеннем воздухе, могло бы показаться, что это один и тот же день, всякий раз повторяющийся сызнова. За окном темнели деревья парка, на земле кое-где еще держался снег. К старозаветному благополучию Кремлевки прибавились компьютеры, телефоны и новая медтехника, корейские телевизоры в палатах. Но в коридорах, как и прежде, трудно было понять, что нынче за эпоха.

Хотя Игорь Анисимович сбежал в больницу, чтобы передохнуть, такая отстраненность от событий и новостей была для него не меньшим испытанием, чем сами события и новости. Уже к вечеру первого дня Игорь Анисимович засомневался, стоило ли запирать себя в больничной палате. Опять же, все эти анализы, процедуры, разговоры с врачами… Игорь Анисимович терпеть не мог мыслей о том, что происходит в его организме. Происходит и происходит. Процент сахара, количество красных телец, какой-то билирубин – зачем ему это знать? Надо прописать лекарство – пропишите, на то вы и лекари. А докладывать ему о его потрохах – увольте, от таких мыслей как раз и заболеешь. Словом, в больнице Игорь Анисимович заскучал.

Чтобы не сидеть без дела, он направился в холл и принялся набрасывать тезисы доклада о статусе юридических лиц в современной России. В палате оставаться не хотелось. Обычно в течение дня Водовзводнов встречался с десятками людей, безлюдье его угнетало. В холле хотя бы изредка появлялись другие пациенты, врачи, сестры, уборщица. Однако сосредоточиться на работе у Игоря Анисимовича никак не получалось. При мысли о юридических лицах в воображении являлось то лицо Матросова, то Остапа Уткина, то почему-то учителя по классу виолончели из давних детских лет. «Что ты кисть зажал? – кричал Борис Израилевич. – Это смычок, а не серп и молот!» На уроках Борис Израилевич кричал, негодовал, насмешничал, но на прощание всегда выдавал ученику мятную карамельку.

– К вам посетители, – недовольно сообщила медсестра. – В палате дожидаются.

Игорь Анисимович сбил бумаги в стопку, проверил, застегнуты ли пуговицы на старом костюме, привезенном женой, чтобы не ходить в пижаме. «Кого нелегкая принесла? – подумал ректор с облегчением. – И откуда они знают, где я лежу?»

Дверь в палату была приоткрыта, на полу таял осколок слабеющего света. Войдя, Игорь Анисимович увидел Султана Караева, раскладывающего на блюде гранаты, виноград и какие-то необыкновенные лимоны нежно-оранжевого цвета. В палате пахло праздником и востоком.

– Вы что же, Игорь Анисимович, теперь главврачом здесь? – широко улыбнулся Караев.

– Кто же главврачу фрукты дарит? – подыграл Водовзводнов. – Не по чину, товарищ.

– Кстати, о товарищах. Через пару минут ждем ваших новых коллег по партии. Они придут, а я побегу. Дела, знаете ли, не то что у вас, главврачей.

Отсмеявшись, Султан Вагизович добавил:

– Звонил тут заместитель ваш… Как его… Матросов. Хотел в кабинет ректорский переселиться.

Водовзводнов придержал улыбку на лице.

– Вот не думал, что вступлю когда-нибудь в новую партию, – произнес он, как бы не расслышав караевскую реплику. – А я ведь из КПСС выйти не успел, когда она развалилась. Это не считается многоженством?

Караев быстро взглянул на Игоря Анисимовича, отщипнул от кисти розоватую ягоду.

– Неверный товарищ – ненадежный человек, – выговорил негромко. – Как на такого положиться?

Водовзводнов помолчал и ответил:

– Вон теперь мой кабинет, – он обвел вялым жестом больничную палату. – Кто бы меня здесь подменил?

Выражение лица Караева на секунду переменилось. Или показалось?

Раздался дробный стук в дверь. «Посторонним вход воспрещен», – громко сказал Караев. С появлением трех новых посетителей в палате почти не осталось места.

– Сергей Филиппович Оляшин, главный уральский оборонщик, да, Сергей Филиппович? – в голосе Караева слышались нотки конферансье или ведущего аукционов. – А это Валентин Анатольевич Рогаткин, он у вас идеологом партии будет. Кардиналом серым. Как серый волк. Или гусь.

– Да уж скажи «товарищем Сусловым», Султан, в точку попадешь, – сказал Валентин Анатольевич, статный молодой мужчина с сытым, гладко выбритым лицом, блестящими, словно тотчас после ванной, волосами, глядевший на присутствующих, казалось, несколько свысока.

– В пятую.

Третьего спутника, светлокудрого бородача лет тридцати, представили Ильей,