Быть балериной. Частная жизнь танцовщиц Императорского театра - Юлия Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неизвестно, была ли Павлова когда-либо беременна от Дандре. Подобное предположение реально. Оба молодые, красивые, страстные, что характерно, у Анны Павловой никогда не будет детей, так что невольно задумываешься, а не кроется ли причина этого в неумело сделанном аборте? С другой стороны – страстный поклонник балета Виктор Дандре не желал и думать о таком риске для карьеры балерины как беременность и деторождение. Ребенка ему могла родить любая другая женщина, но только не Анна Павлова. Анна Павлова должна танцевать! В любом случае, сетования Аннушки вполне закономерны, сколько ни ждала, сколько ни верила, она не получала ничего кроме обещаний, и по прошествии стольких лет ей не оставалось ничего иного, как подавлять душевную боль работой.
«О том, чтобы пожениться, речи не шло. Дандре не готов был ввести в свою семью Анну – она же была балериной, то есть артисткой, а артистов в ту пору презирали; гвардейский офицер, женившись на артистке, должен был оставить службу, поскольку считался опозоренным… Виктор гвардейским офицером не был, но позора женитьбы на балерине, да еще и незаконнорожденной, он не хотел»[232].
В возрасте двадцати шести лет Павловой дарован официальный титул «балерина» (в те годы это был именно титул, которым награждались только самые выдающиеся танцовщицы. Не больше пяти на всю Россию!). Кроме того, ее жалование взлетело до трех тысяч. Сумма ничтожная для мота и завзятого игрока Дандре, которому одно только содержание его квартиры на Итальянской обходилось в пять тысяч рублей, но зато эти деньги Анна заработала сама. И сама же теперь вольна решать, на что потратить. Хоть все до копейки матери подарит, хоть нуждающимся раздаст. Вот их сколько вокруг. Что ни день, кто-нибудь из собратьев по искусству приходит одолжиться. Все знают, Аннушке в радость помочь. Отдаст и забудет. Золотое сердце.
В своем белом зале Анна и Михаил Фокин создают впоследствии самый известный танец Павловой – «Умирающего лебедя». Костюм придумал художник Леон Бакст, а Павлова приколола на него алую брошь, символизирующую рану лебедя.
Этим лебедем Анна говорила Дандре о своей боли, о годах разочарования и потерянной любви. Ее нежные, гибкие руки взлетали точно крылья, и когда лебедь опускался на землю, чтобы испустить последний вздох, она мечтала умереть, чтобы упрекнуть его своей смертью.
Увидев этот танец, композитор Камиль Сен-Санс[233] воскликнул: «Мадам, благодаря вам я понял, что написал прекрасную музыку!».
С 1908 года Анна Павлова начала гастролировать за рубежом. Повсюду ее сопровождала Любовь Федоровна. В 1909 году Дандре знакомит Павлову со своим приятелем – Сергеем Павловичем Дягилевым, который как раз собирает труппу для новых «Русских сезонов». Все газеты пишут о «Лебеде», и, разумеется, Дягилев желает, чтобы означенный лебедь летал на его сезонах.
Дандре хмурит лоб: если любовница решится на эти гастроли, придется полностью обновить ее гардероб и докупить драгоценности. Весь мир должен видеть, что Виктор Дандре ничего не жалеет для своей женщины, а он, как назло, опять проигрался.
«Ничего не надо. Не траться, Виктор! Я не вернусь к тебе! Все кончено. И знай: я никогда не прощу тебя!» – должно быть, прочитав мысли Дандре, произнесла Анна, после чего взяла под руку Дягилева, и они удалились.
Не удивляет, что очень скоро Павлова покорит взыскательный Париж, странно другое. Поработав некоторое время с Дягилевым, Анна сообщила, что желает попробовать себя в роли балетмейстера, и они расстаются. Дягилев рвал на себе волосы, Вацлав Нижинский умолял талантливую партнершу вернуться в «Русские сезоны». Анна выбирает выгодный контракт с известным кафе-шантан в компании своего нового партнера Мордкина, который ради нее тоже рвет контракт с Дягилевым.
Возникает парадоксальная, если не сказать странная ситуация. Балерина российских Императорских театров Анна Павлова готова выступать на одной сцене с жонглерами и дрессированными собачками, согласна прослыть кабацкой плясуньей, лишь бы не возвращаться домой. Ведь что такое Санкт-Петербург и Мариинка? Это прежде всего Виктор Дандре, который сначала будет лорнировать ее из своей ложи, а потом… А потом она сдастся ему, как сдавалась много раз.
Впрочем, в Петербурге оставалась ее мать, друзья, в конце концов, она служила в театре и была обязана туда возвратиться. Но когда Анна уже решается приехать в Петербург хотя бы на несколько месяцев, ее настигает новый удар. Дандре намерен жениться на родственнице генерала Безобразова! О помолвке сообщают все русские газеты.
Создается крайне неприятная ситуация: она не может явиться в Мариинку и попросить не пускать Дандре за кулисы. Театр прежде всего для зрителя, закулисье – для балетомана.
«Да что такое артист? Содержанка? Неудачница? Крепостная? Авантюристка? Я поначалу боролась – начала кутить»[234], чтобы доказать ненавистному человеку, что она давно забыла о нем. Пусть узнает, каким успехом она пользуется, какие господа обращают на нее внимание. С какими мужчинами она появляется на публике!
Для гастрольной поездки Анны Павловой и ее партнера Михаила Мордкина Фокин поставил «Вакханалию», танец неприкрытой страсти и огня. Легкая, тоненькая, грациозная Павлова и мощный брутальный Мордкин вместе смотрелись феерично. Танцуя, они то и дело бросались в объятия друг к другу, ласкаясь, радуясь, млея. Зрители распылялись, а от танцовщиков только что искры не летели. «Он напоминал сложением юного греческого бога: с игрой мускулов на безупречно сложенном теле, с длинными сильными ногами, перевитыми мышцами, – пишет в своей работе “Анна Павлова” Елена Арсеньева. – Дамы, собравшиеся в зале, впивались в них глазами. Некоторые никогда в жизни не видели голых мужских ног! Ну интересно, где они в то время, в 1910 году, в пуританском Лондоне, могли их видеть?! Даже балетные танцовщики появлялись на сцене, обтянув ноги трико. А тут… загорелые, слегка подернутые золотистым пушком… С ума сойти! Когда при прыжках короткая туника, едва державшаяся на одном плече и перехваченная поясом на талии, всплескивалась, дамы-зрительницы переставали дышать и норовили заглянуть под эту тунику… нет, даже проникнуть взглядом под бандаж, оставляющий открытыми напряженные, точеные ягодицы, стягивающий узкие бедра и… Сердца дам пропускали несколько ударов. Этот блистательный красавец, чьи короткие золотистые кудри венчал венок из виноградных листьев, похоже, вне себя от возбуждения! И дамы только теперь с ревнивой завистью, даже с ненавистью осознавали, что обворожительному… ох, Боже мой!.. что ему было, пожалуй, с чего возбудиться, ибо с ним в паре танцевала самая обольстительная особа на свете. Тонкая, безупречно сложенная, с мягким перетеканием одной в другую изящных линий тела, она тоже была в тунике, но более длинной; чем у партнера, прикрывающей ноги почти до колен. От этого каждому мужчине еще более страстно хотелось заглянуть под тунику. Ноги, господи боже, какие у нее были ноги! Какой подъем! Да разве может быть у женской ножки такой выразительный, говорящий подъем? Какая тонкая щиколотка! Аристократически изящная! Какая длинная, немыслимо стройная голень! Создана для поцелуев! А соблазнительная тугая попка, а тонкая талия, а грудь торчком, а точеные плечи, а высокая шея, а лицо, ох, какое у нее дивное лицо – румяное, словно озаренное хмельным пламенем изнутри! На черных струящихся волосах – венок из виноградных листьев, такой же, как у красавца, которого все мужчины в зале немедленно начинали ненавидеть и к которому жутко, до исступления ревновали. Зрители приподнимались над креслами, не осознавая, что на их лицах отражено то же выражение опьянения страстью, которое изображали на сцене эти двое актеров… А может, все-таки не изображали, не играли, не танцевали, а ощущали воистину?»