Безмолвный пациент - Алекс Михаэлидес

Перед мысленным взором возникла картина меня самого из детства: маленький мальчик, близкий к срыву от тревоги, истерзанный постоянным страхом и болью, мечется по своей комнате – беспокойно, по кругу, в панике, всегда один на один со страхом перед сумасшедшим отцом. Я не мог ни с кем поделиться. Некому было меня выслушать. Очевидно, Алисия ощущала такое же отчаяние, иначе она никогда не открылась бы Барби.

Мне вдруг стало не по себе – как будто чей-то недобрый взгляд буравил мою спину. Я резко обернулся. Никого. Здесь только я. Лишь пустая, темная улица и тишина.

31

Следующим утром я переступил порог Гроува, собираясь поговорить с Алисией об истории, которую рассказала Барби. Однако, подходя к регистратуре, я услышал жуткие крики. Голос принадлежал женщине. И звуки этой агонии разносились далеко по коридорам клиники.

– Что случилось? Что происходит? – спросил я у дежурившего на входе охранника, но тот не ответил и промчался мимо в отделение.

Я последовал за ним. По мере приближения крики становились громче. Только бы с Алисией ничего не случилось и она была бы ни при чем! В душе зрело нехорошее предчувствие. Я повернул за угол. Возле «аквариума» столпились медсестры, пациенты и охрана. Диомидис звонил в отделение интенсивной терапии. На его рубашке алели пятна крови, но не его. Две медсестры, стоя на коленях, едва удерживали женщину, которая выла страшным голосом. Не Алисию. На полу, норовя вывернуться из крепких рук, билась Элиф. Она орала и царапала свое окровавленное лицо. Ее глаза были залиты кровью, а из одной глазницы торчал какой-то острый предмет, прямо из глазного яблока. Сначала я принял его за палку, но предмет ею не был. Я сразу же понял, что это кисть для рисования.

Возле стены, удерживаемая Юрием и медсестрой, стояла Алисия. Впрочем, применения физической силы не требовалось: она была предельно спокойна и не двигалась, будто статуя. Увидев ее лицо – бессмысленное, не выражающее никаких эмоций, словно застывшая маска, пустое, – я мгновенно вспомнил изображенную на автопортрете Алкесту. Алисия посмотрела прямо на меня, и мне впервые стало страшно.

32

– Как дела у Элиф? – спросил я Юрия, вернувшегося в «аквариум» из отделения интенсивной терапии.

– Состояние стабильное, и это единственная хорошая новость, – со вздохом ответил он.

– Я хотел бы ее увидеть.

– Элиф? Или Алисию?

– Сначала Элиф.

– Сегодня к ней не пускают, но завтра утром я вас отведу. – Юрий кивнул.

– Вы видели, что случилось? Вы были там? Полагаю, Элиф спровоцировала Алисию?

– Не знаю. – Медбрат вздохнул и пожал плечами. – Известно лишь, что Элиф крутилась возле мастерской Алисии. А потом, скорее всего, разгорелся конфликт – в той или иной форме. Понятия не имею, из-за чего они подрались.

– У вас есть ключ от того кабинета? Пойдемте туда, может, обнаружим хоть какие-то зацепки…

Мы направились в кабинет, отданный под мастерскую для Алисии. Юрий открыл дверь и щелкнул выключателем. Одного взгляда на мольберт было достаточно, чтобы все понять. Картина Алисии, изображавшая пылающий Гроув, оказалась испорчена. Посередине холста виднелась надпись, выведенная огромными красными буквами: «ШЛЮХА».

– Ну вот и ответ. – Я мотнул головой в сторону мольберта.

– Думаете, это сделала Элиф?

– А кто же еще?

* * *

Следующим утром я навестил Элиф. Она лежала, плотно зафиксированная в кровати; к руке тянулась прозрачная трубка капельницы. Голову и раненый глаз окутывали многочисленные слои бинтов. Элиф была расстроена, злилась и страдала от боли.

– Пошел на хрен! – просипела она, увидев меня.

Я придвинул к кровати стул, уселся и спокойно и уважительно начал:

– Прошу прощения, Элиф. Мне правда очень жаль. То, что случилось, поистине ужасно.

– Полностью согласна, мать твою. А теперь вали.

– Элиф, расскажите, что случилось?

– Чертова сука проткнула мне глаз. Вот что случилось!

– Почему она это сделала? Вы с ней поругались?

– Хочешь выставить меня крайней? Я ничего не сделала!

– Я вас не обвиняю. Просто хочу понять причину.

– Да у нее башню сорвало окончательно!

– То есть ссора не имела отношения к картине Алисии? Я видел, что вы сделали. Вы испортили холст, не так ли?

Элиф сузила оставшийся глаз, а потом закрыла его.

– Это очень плохой поступок. Он, конечно, не оправдывает нападение Алисии, и все же…

– Она не поэтому напала. – Глаз Элиф с презрением уставился на меня. Я недоумевал.

– Нет? Тогда почему же?

Губы Элиф искривились в некоем подобии улыбки. Она молчала. Так прошло несколько минут. Я уже собирался уйти, когда неожиданно раздалось:

– Я сказала ей правду.

– Какую правду?

– Что ты на нее запал.

Я был поражен ее ответом. Пока я в изумлении переваривал услышанное, Элиф продолжила со злорадством:

– Ты втрескался в Алисию по уши, парень. Я ей так и заявила. «Он в тебя влюбился! Тили-тили тесто, жених и невеста! Поехали купаться – стали целоваться!» Вот что я сказала. – Она залилась жутким визгливым смехом.

Дальнейшее я представил без труда. Алисия впала в ярость и с размаху всадила кисть в глазницу Элиф.

– Психопатка хренова! Маньячка! – Страдающая и измотанная, она чуть не плакала.

«А может, Элиф не так уж далека от истины?» – мысленно задал я себе вопрос, глядя на ее забинтованную голову.

33

Внеочередное собрание проходило в кабинете Диомидиса, однако инициативу с самого начала взяла в свои руки Стефани. Произошедший инцидент уже не относился к абстрактной сфере психологии – напротив, он затрагивал вполне ощутимые понятия безопасности и здоровья. Здесь начиналась территория Стефани Кларк, и она это прекрасно знала. Судя по мрачному молчанию профессора, он тоже.

Стефани стояла посреди кабинета со скрещенными на груди руками. Очевидно, она вошла в раж. Я подумал, что власть и право решающего голоса буквально опьянили управляющую Гроува. Как же долго копила Стефани свою ненависть – ведь мы постоянно решали вопросы через ее голову, объединялись в группки против нее… И вот теперь она предвкушала сладкую месть.

– То, что случилось вчера утром, совершенно недопустимо, – заговорила Стефани. – Я высказывала свои опасения касательно поблажки для Алисии в виде персональной мастерской, но мой голос не был услышан. Неодинаковое отношение к пациентам – благодатная почва для зависти и конфликтов. Я знала, что рано или поздно случится нечто подобное. Отныне во главу угла будет поставлена забота о безопасности.

– И поэтому вы поместили Алисию в изолятор? – не выдержал я. – Из соображений безопасности?