Такой горячий, но сладкий кофе - Хельга Делаверн

Чем ближе я подходила к кухне, тем громче был смех незнакомки. К ноткам её, не побоюсь сказать, визгливого голоса, добавлялось знакомое, уже до боли родное гоготание Герца. Надеюсь, что единственная причина, по которой они с Сашей смеются, гелий. Во всяком случае, я хотела бы найти воздушный шарик, чтобы засунуть ей его в рот. Омерзительная особа.

Однако юноша, похоже, так не считал. Склонившись над нечто (под «нечто» я подразумеваю что-то тонкое и волосатое, ибо за сальной чёрной шевелюрой я не могла понять, есть ли у этого монстра лицо), он веселился, наблюдая за тем, как его подружка собирает и разбирает матрёшку, которая приводила девушку в искренний восторг. Не знаю, где Саша её подобрал, но надеюсь, что её ещё можно сдать по гарантии.

— Привет, — протянула я, приподняв бровь.

«Нечто» определённо было радо меня видеть. По крайней мере, оно подняло на меня зелёные глаза, хотя мне казалось, что взглядом в меня впились рыжие веснушки, улыбнулось и сказало:

— Hi!

Я посмотрела на Сашу, который даже ко мне не повернулся.

— Джессика поздоровалась с тобой.

Скривив зубы, я кивнула.

— Ты давно приехал?

— Час назад. — матрёшка по-прежнему увлекала его сильней собственной жены. — А ты где была?

— Ездила в издательство, там что-то напутали с тиражом.

— А, ну, понятно, — ответил Герц и стал что-то говорить своей подружке. Джессика улыбалась, кивала и в итоге начала что-то мне тараторить на английском языке. Прости, куколка, но я всю жизнь учила немецкий.

— Что она хочет?

— Я пытаюсь объяснить ей, кем ты работаешь.

Я усмехнулась, но промолчала. После внутренней борьбы, которая хорошо была заметна, девушка, наконец, выдала:

— Ви пийсатиль?

Аж передёрнуло, честное слово.

— Пийсатиль, пийсатиль. Где ты её взял?

— Мы с Джес ходим на одни и те же курсы в Лондоне, она американка. Славная девушка, у нас в России таких уже точно нет!

— Разумеется…Почему ты не сказал, что приедешь? Я бы встретила тебя!

— Где? У аэропорта или дома с вкусным, горячим ужином?

Видимо, Джессика попросила Сашу вкратце пересказать наш с ним диалог. Я сделала такой вывод потому, что молодой человек что-то прошептал ей на ухо, она, хихикнув, посмотрела на меня, на мгновение задержала взгляд на безымянном пальце, на котором обручальное кольцо я не носила, и вернулась к матрёшкам. В ту же секунду я бросила взгляд на руку супруга; кольцо он тоже снял.

— Твоя подружка тоже будет жить с нами?

— Я пригласил Джес к нам на каникулы, и она с радостью согласилась. Комнаты две, зачем снимать номер в отеле?

— Ты теперь будешь таскать сюда всех своих подстилок?

Не поворачивая ко мне головы, он ответил:

— Говорю же: номер в отеле дорогой. Какая разница, где спать?

— И с кем спать, видимо, уже тоже не имеет значения?

— Хах. Тебя это так вообще никогда не останавливало. Я слышал, что Артём где-то неподалёку снимает комнату, ты можешь пойти к нему, если хочешь.

Я скрестила руки на груди. Не знаю, что меня бесило больше: Саша, матрёшка или его «нечто».

— Ты хоть понимаешь, что сейчас говоришь?

— Прекрасно понимаю. И потом, Марина, ты же сама хотела, чтобы я больше общался с ровесниками. Я опять тебе не угодил, да?

— Общался, но не таскал их в нашу квартиру.

— Мне надоело во всём тебе угождать, тебе невозможно угодить! Поэтому я, наплевав на все предрассудки, отныне буду делать так, как мне удобно, не желая спрашивать твоего мнения о том, нравятся тебе мои решения или нет!

Его голос звучал уверенно и серьёзно, но от его тона меня передёрнуло. Всё мое детство прошло под точно таким же тоном: «Марина, ты не убрала игрушки», «Марина, ты разбила чашку» и плевать, что игрушки испортил и раскидал соседский ребёнок, а чашка выскользнула из мыльных рук. Дальше — хуже: «Марина, ты должна поступить на экономический факультет, твоя писанина это чушь! Век романтики уже давно прошёл, нужно думать о будущем! Да, возможно, карьера ночью не согреет, но деньги, полученные от неё, обеспечат безбедную старость…Нет, в кино ты не пойдёшь, там будут мальчики. Девушка должна оставаться невинной до брака, а брак должен быть по расчёту. Очнись, Марина, любви не существует, утри розовые сопли и садись за книжки, через N-дцать лет экзамены».

Этот тон я старалась похоронить вместе со своими детскими воспоминаниями, и мне почти удалось задушить «голос совести», как его называла покойная бабушка, но почему-то именно сейчас он проснулся, набрался сил и смотрел на меня карими глазами супруга. Саша тяжело дышал и упрямо продолжал настаивать на своём. «Голос совести» хихикнул где-то глубоко на задворках моей души, сделал сальто и исчез также быстро, как и всплыл несколько минут назад. Один раз я уже послушалась его совета, но ни к чему хорошему это не привело: союз, который мог бы строиться на взаимной любви, теперь висит на розовых соплях о безбедной старости. Если таковая, конечно, вообще наступит.

Матрёшка, свежевыкрашенная, пахнущая деревом и химией, упала на пол и покатилась под обеденный стол. Джессика улыбнулась и наклонилась, чтобы её достать, но вместо этого столкнулась лбами с сокурсником, от чего оба пришли в дополнительный восторг с характерными звуками экстаза. Видимо, они задели куклу ногой, раз она, усмехаясь всем своим кривым лицом, подкатилась ко мне. Мои щёки вспыхнули, и их цвет ничуть не уступал свекольным румянам матрёшки.

Один раз послушалась, больше не буду. Схватив девушку за руку, я, на первый взгляд, маленькая и хрупкая Марина Герц, потащила её в коридор с благим намерением вывести из квартиры без лишних ругательств и синяков. Джессика не сопротивлялась, и Саша, между прочим, тоже не спешил на помощь к своей американской подружке. Лишь, когда у входной двери, с гостьи слетел парик, под которым оказались рыжие, вьющиеся волосы, я замерла и отпустила нахалку. Юноша извинился перед ней раз триста, сунул в карман её пальто незначительную сумму и быстро закрыл дверь.

— Объяснишь?

Русые волосы, что незначительно уступали цвету глаз, прядью упали на мокрый рот, и Герцу пришлось сделать характерное движение рукой, чтобы их убрать. Он не ожидал от меня такой реакции, поэтому дико нервничал, гадая, ожидает ли подобная взбучка теперь его. А, может, просто пытался прийти в себя от увиденного.

— Ты меня приревновала?

Казалось, Саша сам не верит в то, что говорит. Во всяком случае, его удивление мало чем отличалось от удивления офисного работника, заслуги которого случайно отметил начальник. Удивление неуверенного в себе человека. Удивление неудачника.

— Ответь на мой вопрос.

— Ты, правда, меня приревновала?