Такой горячий, но сладкий кофе - Хельга Делаверн

За такие слова хотелось ему стукнуть по лбу, но это же всё равно не даст никакого эффекта. Так что, пожалуй, я лучше поиграю с его самолюбием.

— И не говори! Даже с тобой я уже успела заключить договор!

— Какой договор?

— Брачный. Или ты о нём уже забыл?

— Откуда ты о нём знаешь?

Я хмыкнула.

— Один добрый человек рассказал.

— Добрый человек это тот, который по Москве на мотоцикле рассекает? — мы встретились взглядами.

— Даже если и так, то что?

— Ничего. Возможно, так даже лучше. Мне не придётся теперь мучиться совестью и оправдываться перед тобой.

— Я пойму, если на нём настоял Алексей Владимирович.

— Не хотелось бы тебя расстраивать, но, видимо, придётся. На брачном договоре настоял я.

Я цокнула языком и собралась уже ходить, когда Саша сказал:

— Постой. Ты знаешь, в чём суть этого договора?

— Да.

— И в чём же?

— Этой незаконной бумажкой ты привязал меня к себе. Теперь у тебя полностью развязаны руки, и ты можешь делать что угодно. Из любимой женщины я превратилась в собственность. В собственность вашей семьи.

— Знаешь, что меня больше всего удивляет, Марина? То, что Артём присутствовал, когда условия расписывались в договоре, и, тем не менее, умудрился покататься по твоим ушам. — Саша открыл нижний ящик тумбочки, достал оттуда бумаги и кинул их на кровать. — На, читай.

— Зачем? Чтобы лишний раз убедиться в твоей ничтожности?

— Читай, — его голос прозвучал громче и злее, когда он протянул договор мне в руки.

Не желая вступать в конфликт, я быстро пробежалась глазами по документу, из которого поняла, что Артём неосознанно, или, наоборот, намеренно мне солгал.

— Убедилась? Условия развода равны.

— Да, если не считать того, что ты собрался мне платить.

Условия и в самом деле показались мне дикими. Если говорить кратко, то смысл вот в чём: если один из нас решит подать на развод, то ответчик обязан выплатить истцу N-сумму. Причём, истцом могу выступать и я (зачем вообще было нужно мне лгать?). Об изменах, кстати, в документе ни слова. И да, про выплаты: даже после расставания Саша будет мне платить что-то вроде ренты.

— Это уже моё дело, — юноша вырвал бумаги у меня из рук. — Ты не поймёшь.

— А ты объясни так, чтобы я поняла, — я взяла Сашу за руку.

— А я, может, хочу, чтобы ты даже после нашего развода ни в чём не нуждалась. Нет? Такой вариант ты не рассматриваешь?

— Зачем нужен был такой договор? Что он тебе даёт с такими условиями?

— Это мой гарант того, что ты будешь счастлива даже без меня. В этом обществе так принято: заключать брачные договоры, чтобы один супруг не обманул другого; его особенные правила игры. — я фыркнула. — Так что, либо играй как все, либо возвращайся домой.

— Саш, я…

— Я позвоню, когда прилечу в Лондон, — схватив дорожную сумку, он отдёрнул руку и вышел из комнаты.

Но Герц не позвонил. Ни тем же вечером, ни на следующий день мой телефон не зафиксировал от него не то, что звонка, даже малюсенького сообщения в одну строчку. Мне было бы достаточно всего лишь слова «долетел», но аппарат предательски продолжал молчать. И батарея начинала садиться из-за моего постоянного теребления экрана; касалась каждые десять секунд. А вдруг что-то случилось? Или же я по неосторожности отключила звук, и на самом деле там уже 125 пропущенных звонков от мужа? Нет, звук на месте: и мелодия, и вибрация, чтобы наверняка, но в ответ всё равно одна тишина. Забыл или же просто не захотел звонить?

Гордость царапала душу, словно кошка. Мутные, именно мутные сомнения терзали моё ревнивое сердце, когда я думала, что Саша развлекается в Лондоне с ровесницами. Тем более, что на мои звонки он не отвечал. «Ма-ри-на, — насмехались настенные часы, — Ма-ри-на».

Молодой человек соизволил сообщить мне о своём прибытии только через несколько дней. И былая нежность куда-то пропала; хотелось кричать, бить посуду, выть в трубку и проклинать всех на свете. Но вместо этого я холодным голосом отвечала, что у меня тоже всё хорошо, и что я рада за Сашу, что он так удачно устроился. Масла в этот дурацкий огонь подливали женские смешки и голоса, раздававшиеся по ту сторону нашей супружеской жизни. Измен я не боялась, напротив, жаждала, чтобы юноша нашёл себе кого-нибудь моложе меня, дабы совместные муки прекратились, а он, в свою очередь, пропагандировал верность жене и домашнему очагу. При других обстоятельствах я бы радовалась сему и кичилась таким «глубоко нравственным» благоверным, но не в этот раз, друзья, не в этот раз.

Полагаю, что Саша и сам догадывался о том, насколько сильно нас обоих душат эти отношения, но прекращать их, видимо, уже из принципа не собирался. Не удивительно, что о его возвращении в Москву я узнала не от него самого, а от Олеси. Герц любезно сообщил своей лучшей подруге, что приезжает в столицу на зимние каникулы. Олесе сказал, понимаете? А мне дышал в трубку и бубнил, что останется в Лондоне, чтобы подготовиться к экзаменам. К летним экзаменам, понимаете? Можете себе представить, какие мысли скакали на тараканах в моей голове, раз Саша, который, между прочим, когда-то клялся мне в вечной любви, решил не оповещать меня о своём уикенде?

Честно, я хотела сделать вид, что всё происходящее мне как-то до лампочки, но в глубине души всё-таки осознавала, что должна прекратить обманывать для начала хотя бы себя. Я скучала по нему, действительно скучала. В этой чёртовой двухкомнатной квартире мне не хватало его невнятных речей, запаха и взглядов. Он так пронзительно на меня смотрел, словно желал вытрясти всю мою душу наружу. Смотрел и молчал, изредка смеялся. Причём, смех у него был такой противный, что я всегда невольно отворачивалась, а теперь я была готова слушать гусиное гоготание Герца ночи напролёт.

Прекрасно понимая, что обязательно разревусь, я повернула ключ. Первое, что мне бросилось в глаза, так это пара женских сапог, размер которых явно не подошёл бы Олесе. Да и Екатерина Сергеевна по собственной воле такие вряд ли надела; свекровь любила высокие каблуки, шпильки, чтоб зимой при гололёде сразу сесть попой на земле и докатиться до нужного подъезда. Хотя, какие могут быть прогулки? Без личного водителя мама Саши, по-моему, вообще из дома не выходила. Щекастого парню Митю уже впору усыновлять, так часто он крутился подле неё. А вот обувь, поджидающая меня в прихожей, была фиолетового цвета и на плоской подошве. Интриги добавил девичий смех, незнакомый девичий смех. Неужели у молодого человека есть подруги, о существовании которых я раньше не догадывалась?

Нет, Саша никогда не был ханжой, в его окружении были девочки, которым однажды он меня с радостью представил. Такие, знаете, типичные дети «рублёвских фермеров»: высокие, стройные, иногда даже чуть ли не прозрачные, с длинными тонкими пальцами, которые ничего тяжелей кальяна в своей жизни не поднимали. Подобные экземпляры всегда ходили стаями и о чём-то по-женски хихикали. Сдаётся мне, что обсуждали потенциальных ухажёров: один слишком старый, второй не очень богатый, третий так вообще вдовец с тремя детьми. Разумеется, меня ещё тогда встретили без особой радости на разукрашенных мордашках, ведь я увела (а увела ли?) перспективного кавалера. Впрочем, общение с барышнями мне не навязывалось, поэтому я слиняла в закат практически сразу же после знакомства. Герц наивно полагал, что ЕГО ОБЩЕСТВО сможет меня принять такой, какой меня однажды увидел он. Как жаль, что юноша ошибся. Людей, подобно мне, вечно с сигаретой в зубах, кружкой кофе в руках и сарказмом на языке, не любили нигде. Ни одно общество не позволит себе принять в свои члены такого индивидуума. Потому что от него нет толка: сей персонаж только громко смеётся и ничего полезного для людей не делает. Бессмысленное существование, как бы сейчас выразился Алексей Владимирович, с которым он не может смириться ещё сильней, чем мои родители.