Паренек из Уайтчепела - Евгения Бергер

– В соседней комнате лежит мертвая женщина, а ты находишь уместным обсуждать ее предпочтения в одежде?!

Констебль Саймон снисходительно улыбнулся Баррету, дескать, не принимайте близко к сердцу, юный Чендлер сам не свой этим утром. И, опустившись на колени, вытянул из-под кровати, дорожный чемодан мисс Ховард... Коричневой кожи, потертый по углам, с двумя массивными, обхватывающими его ремнями.

– Посмотрим, что он поведает о своей мертвой хозяйке, – мужчина откинул крышку и... удивленно хмыкнул: – Тряпичная кукла? Вот уж не подумал бы, что найду подобное в чемодане взрослой женщины.

Игрушка была явно не новой, не единожды стиранной, и констебль, покрутив ее туда-сюда, передал куклу мистеру Баррету, который в свою очередь протянул ее своему приятелю.

Джек заметил, как у того вытянулось лицо, и сам, не сдержавшись, проскользнул в комнату, чтобы получше рассмотреть как саму игрушку, так и остальное содержание чемодана мисс Ховард. Мужчины заметили его появление, но никак на него не отреагировали: просто продолжили вынимать из чемодана остальные имеющиеся в нем предметы и складывать их на пол.

Предметов было не так много: пара шерстяных чулок, гребень с ручкой из слоновой кости, ручное зеркальце, надбитое с одного края, и записная книжка... девственно нетронутая, чем несказанно огорчившая констебля Саймона и Баррета, радостно переглянувшихся при виде нее.

– И больше ничего, – протянул первый разочарованным голосом. – Если мисс Ховард и желала что-то скрыть, то нам об этом уже не узнать.

И тогда Джек, окончательно осмелевший, решил произнести:

– Вы сказали, что мисс Ховард могли убить по ошибке, – обратился он как бы к обоим сразу, – но если она была задушена, то разве не должен был убийца загодя распознать свою ошибку?

– И сбежать, позволив мисс Ховард раскрыть свою личность? – с издевкой осведомился констебль. – Нет, полагаю, убийце пришлось довести дело до конца, даже если он и понял свою ошибку...

– То есть, – вмешался в его слова Чарльз Баррет, – мисс Ховард, полагаете вы, могла знать убийцу в лицо? То есть это кто-то из находящихся в доме?

– А вы все еще не допускаете такой возможности? – отозвался констебль вопросом на вопрос, и Джек даже поежился от подобного предположения.

Убийца в доме!

Задушивший мисс Ховард все еще может находиться среди них...

– Что это? – послышался в этот момент голос Эдмунда Чендлера, до того безмолвной тенью маячившего где-то на заднем плане с тряпичной куклой в руках. – Здесь какая-то фотография? – Он держал записную книжку мертвой гувернантки и указывал за подкладку: там, действительно, что-то было... Дагеротип. Настоящая удача! Констебль Саймон поддел его пальцами и вытянул наружу.

Четыре человека с интересом уставились на нечеткое изображение двух молодых людей, позирующих в принужденной позе: девушка и парень с застывшими неулыбчивыми лицами.

– Вы узнаете кого-нибудь из них? – поинтересовался усатый констебль, не отводя взгляда от дагеротипа. – Мне думается, юная девушка на изображении – это мисс Ховард, вы не находите? Прослеживается некая схожесть черт... А вот мужчина, – он хмыкнул в кулак, – совершенно мне не знаком. Впрочем, – нашел необходимым добавить он, – я вообще мало кого знаю в этой местности.

– Как и я, – произнес Чарльз Баррет. И обратился к приятелю: – А ты, Эдмунд, что скажешь, не кажется ли тебе лицо этого молодого человека хоть отчасти похожим на кого-то...

Молодой Чендлер еще с долю секунды не отводил взгляда от дагеротипа, а потом уголки его губ дрогнули, опускаясь еще ниже, и юноша выкашлял: «Впервые вижу это лицо. Простите, господа!», словно застрявший в горле комок. Потом сорвался с места, едва не сбив с ног Джека, стоявшего прямо за его спиной, и выскочил за дверь под всеобщие недоуменные взгляды.

– Простите, – произнес Баррет, направляясь следом за приятелем, и Джек с констеблем Саймоном услышали, как он окликает того встревоженным голосом.

– Что ж, – покачал головой констебль Саймон, – похоже, кто-то все-таки узнал лицо на этом дагеротипе... Очень любопытно. – И неожиданно обратился к Джеку: – Что скажете, молодой человек, кто, по-вашему, задушил несчастную мисс Ховард? Есть какие-то предположения?

Джек, несколько опешивший, произнес:

– Мужчина? – и замер, ожидая реакции собеседника. Тот поцокал языком – похоже, это было его привычкой – потирая небритый подбородок...

– Недурственное предположение, – откликнулся он, – только уж слишком предсказуемое. Уверен, такой глазастый парень, как ты, способен на большее. – И, запустив руку в карман своего сюртука, извлек на свет маленькую белую пуговку.

– Что скажешь? – обратился он к Джеку, демонстрируя ее собеседнику. – Много таких пуговиц ты видел в этом доме?

Джек не понимал, к чему констеблю задавать ему подобный вопрос – у него не было привычки обращать внимание на подобные мелочи! – и потому он ответил, как есть:

– Ни одной. Я просто не обращаю на пуговицы внимания...

– И зря, – констебль покачал головой. – Будь ты повнимательнее, найти убийцу мисс Ховард стало бы на порядок легче... На вот, держи! – он вложил пуговицу в ладонь Джека. – Теперь ты – мои глаза и уши, парень, – произнес он торжественно, словно при посвящении в рыцарский сан. – Найди одежду, с которой она оборвалась, и ты найдешь нашего преступника.

– Но... – у Джека совсем голова пошла кругом.

– Что ты нокаешь, – одернул его констебль Саймон, заменяя извлеченную из кармана пуговицу найденным дагеротипом. – Это пуговица с одежды убийцы, я нашел ее у тела мисс Ховард, смекаешь?

Джек молча кивнул.

– Вот и ладненько. – Мужчина похлопал его по плечу. – Иди и делай свое дело. – И уже с порога: – Я за милю чую пронырливого пострела: не заставляй меня разочароваться в тебе.

Оставшись один в комнате убитой гувернантки, Джек наконец разжал ладонь и долго смотрел на белую пуговку, от которой зависело так много: казалось, судьба всего семейства Чендлеров находилась сейчас в его, Джека, руках.

Джеку очень хотелось найти мисс Блэкни и рассказать ей о найденном дагеротипе и пуговице, его так и распирало изнутри – вот-вот лопнет! – однако он знал, что та сейчас с миссис Чендлер, утешает ее по мере сил и возможностей, и мешать не осмеливался.

Этим утром он проснулся едва ли позже пяти утра, когда горничные, заспанные и широко зевающие, спустились