Орудие войны - Паоло Бачигалупи

– Нас обоих, – согласился Гвоздарь.

– Надо сказать Тарику. Он расстроится, раз яд действует слишком медленно.

– Он бы остановил кого угодно.

– Пуля может остановить человека. А нам нужно средство остановить плюсового.

«Меня ничто не остановит», – подумал Тул. И тем не менее он лежал на палубе.

Он злобно рыкнул и с удивлением услышал собственный голос.

– Тул? – Гвоздарь присел рядом.

Тул пошевелился. Бетон в мышцах потихоньку трескался. С огромным трудом он перекатился на бок, но это усилие полностью его вымотало. Он лежал, тяжело дыша.

Нита снова склонилась над ним:

– Вот, выпей.

Что-то коснулось его губ.

Тул кое-как открыл глаз. Сфокусировал взгляд. Какая-то бутылочка. Судя по запаху, сплошной сахар и химикаты. Дорогая штука для бездельников. Тул жадно выпил все. В черепе как будто бухал молот медленно, тяжело, в такт биению сердца.

– Что… – Тул наконец выдавил слово, – оружие?

– Тсс, – сказала Нита, – не беспокойся. Скоро все выветрится.

Нейротоксин, судя по всему. Он чувствовал, как его тело реагирует и приспосабливается, пытается восстановиться, борется против яда и сдается, по крайней мере прямо сейчас. Крошечный пистолет лежал на палубе рядом с ним. Ничтожная штучка. Элегантная игрушка для богатой дочери.

И все же пуля уложила его почти мгновенно.

Он сражался на семи континентах, и игрушечный пистолет его уложил.

Это бесило. Тул попытался поднять голову и спросить, что же она все-таки с ним сделала, но язык как будто распух и не слушался. Дышать становилось все тяжелее.

– Надо отвезти его на остров, – сказал Гвоздарь тревожно.

Люди засуетились, заводя поломанную лодку. Тул слышал, как Нита выходит на связь по закрытому каналу, просит помощи, пользуется ресурсами своей могущественной семьи.

Токсин все скапливался в сердце Тула. Люди снова приспособились. Уничтожить созданных ими воителей пулями было уже невозможно. Взрывчатки не хватало. Его вид был слишком силен. Но люди снова придумали оружие против них.

Еще через пару лет новое поколение полулюдей наверняка научится легко перерабатывать этот яд, который растекается в его крови. Может быть, новая версия его самого научилась бы даже использовать его как стимулятор. Но пока…

Голова Тула упала на палубу. Забытье как будто накрыло его тяжелым плотным одеялом.

Ему хотелось бы уметь адаптироваться быстрее.

«Если бы мы умели приспосабливаться быстрее, мы все были бы живы, а не торчали бы в твоих снах». Первый Коготь Тигриной стражи налил еще горячего чая. День был жаркий, вокруг звенели москиты. Калькутта заросла лианами. Тул слышал, как пищат обезьяны и ревут пантеры. Как рычат его братья. Маленькие плюсовые лазали по стенам зданий вверх-вниз.

«Они разве не должны быть в яслях?» – спросил Тул.

Первый Коготь оглянулся через плечо, посмотрел на детей. Маленькие, с нелепо длинными руками и ногами, огромными головами, неуклюжими телами. У них были нарушены все пропорции – чтобы вырасти во взрослого зверя, им требовалось время.

«Разве в яслях можно чему-нибудь научиться? Как они узнают законы природы? Если их заставят выбираться из ямы наверх, как заставляли нас, они тоже станут покорными. Они не научатся мыслить самостоятельно».

Первого Когтя не беспокоили бегающие везде дети, но Тулу было неуютно. Маленькие плюсовые на свободе, без постоянного надзора наставника – это… неестественно. Плюсовые носятся где попало, как… человеческие дети.

Нет, это совсем неестественно.

«Ты тоже неестественный, – заметил Первый Коготь, – и тем не менее ты здесь, пытаешься со мной подружиться, в видении! Плюсовой видит сны! Это что, естественно? А твои попытки дипломатии? Они нарушают все законы природы. Отвратительно. Дипломатия неестественна. Как и наши дети. Впрочем, не беспокойся. Они не существуют, если тебя волнует именно это. Они не родились».

Тул знал, что крошечные плюсовые – часть его видения, но все же ему было не по себе. Это все неестественно.

«Мы все неестественны, – устало сказал Первый Коготь, – я, между прочим, давно умер. Сгорел заживо. И тем не менее мы разговариваем».

«Это необходимо, – сказал Тул, – ты сам знаешь, каким людям мы служим. Заслуживают ли они верности?»

«Ты хочешь, чтобы я был верен тебе?»

«А кто лучше?» – Тул оскалился.

«Ты пока еще не совсем научился дипломатии».

«Я самоучка», – признался Тул.

«И все же у тебя получается не очень хорошо».

«Я потихоньку учусь».

Первый Коготь расхохотался.

«Да, уж конечно! – Он многозначительно посмотрел на детей: – Представь, какими бы мы могли стать, если бы нас никогда не учили шокерами и не держали бы в ямах? Только подумай».

«Присоединяйся ко мне, и мы это узнаем».

Первый Коготь грустно посмотрел на него:

«Люди никогда этого не позволят».

Тул знал, что это сон, что Первый Коготь давно мертв, и поэтому понимал, что враг прав.

Тул проснулся в госпитале. Он слышал шум аппаратов жизнеобеспечения. Чувствовал запах чистящих средств. Рядом стоял врач, изучая показатели разных аппаратов. Тул без проблем чувствовал свои показатели сам. Ощущал, как бьется сердце. Как легко бежит по телу насыщенная кислородом кровь. Токсины вывели из организма.

Гвоздарь и Нита сидели рядом.

– Я вырвался из ямы, – сказал Тул, – я сражался.

– Тул? – Гвоздарь и Нита бросились к нему. Тул пошевелил руками и с удовольствием обнаружил, что тело снова его слушается. Он медленно сел. Врач подошел осмотреть его. Посветил фонариком в единственный глаз Тула, нахмурился. Поднял иглу, взглядом спрашивая разрешения. Тул согласно кивнул, врач взял у него немного крови из вены и отнес к дальней стене, где стояли диагностические аппараты.

Тул снова пошевелился. Сжал кулак. Вытянул пальцы. Движения все еще выходили чуть напряженными, но это должно было пройти. «Я всегда вырываюсь на свободу».

– Ну, – спросила Нита у врача, – как он?

Врач смотрел на мониторы и хмурился.

– Кажется, неплохо. Я не вижу никаких следов нейротоксина.

– Это же хорошо?

– Это… необычно, – врач посмотрел на Тула, – да, это хорошо. Он полностью восстановится. – Он снова посмотрел на мониторы и снова нахмурился. – Тебе очень повезло.

– Я всегда вырываюсь на свободу, – пояснил Тул, – такова моя природа.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Гвоздарь, когда они помогли ему встать с койки. – Когда мы виделись последний раз, ты отказывался иметь дело с людьми.