Парашют-убийца - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Докладывай, полковник, у меня от майора секретов нет, – поняв причину его нерешительности, махнул рукой президент.
Еще раз взглянув на Лаврова, начальник охраны раскрыл папку черного цвета с тисненым на ней гербом Венесуэлы.
– Согласно вашему распоряжению, господин президент, информация о том, что вы живы и находитесь в безопасности, держится в строгом секрете…
– Ты уверен, что информация не просочилась? – перебил его Уго.
– Так точно, я лично контролирую каждую мелочь.
– Хорошо… – постукивал хозяин кабинета по столу тыльной стороной остро отточенного карандаша.
Это был его «пунктик». Команданте любил, чтобы у него на столе стояла вазочка с идеально остро и ровно отточенными карандашами. Никому другому он это дело не доверял и всегда оттачивал их сам. Причем он никогда не пользовался точилками, а придавал им совершенную форму острым, как бритва, карманным ножиком.
– В сопровождении военных вертолетов был выслан по направлению к Каракасу реанимационный вертолет, в госпиталь вызвали бригаду лучших медиков, но потом их отпустили по домам. Все было выполнено предельно правдоподобно, – уверил полковник, предвидя очередной вопрос гаранта конституции, ставшего теперь несколько более недоверчивым, нежели ранее.
– Меня интересуют действия оппозиции, – отложил в сторону карандаш Уго. – Как дела в парламенте, средствах массовой информации, вообще в народе?
– В парламенте – разброд и шатание, – сообщил Арисменде, – оппозиция, как и следовало ожидать, пришла в возбуждение…
– Хорошо хоть, что не в половое, – ухмыльнулся команданте, никогда не терявший чувства юмора.
Батяня, не сдержавшись, хрюкнул от смеха и, спохватившись, с серьезным видом задымил еще сильнее.
– Так вот, они распускают слухи один похлеще другого. О смерти, о… сумасшествии, – Арисменде положил на стол пачку газет, – здесь можно кое-что из этого прочитать.
– Ну, к слухам мне не привыкать, – махнул рукой президент, – если бы я собирал все слухи, что ходят обо мне, то можно было бы издать толстенный том, причем не один. И ты знаешь, майор, – повернулся он к Лаврову, – люди бы во всем мире просто зачитывались!
Батяня взял несколько газет. Они пестрели бросающимися в глаза огромными заголовками: «Команданте в сумасшедшем доме», «Венесуэла погружается в хаос», «Таинственная гибель президента»…
– Оперативно у вас здесь они реагируют, – вернул майор газеты на место.
Читать было нечего – и так все понятно.
– А ты думал! У нас ушами хлопать не приходится, – ухмыльнулся команданте, – враз сожрут.
Странная на первый взгляд ситуация, когда президент не только был доволен слухами всех мастей о самом себе, но и являлся их инициатором, объяснялась предельно просто. Дезинформируя собственный народ и вечно недовольную всем оппозицию, Уго желал проверить «на вшивость» свое окружение и политиков. Момент, когда он не только едва не потерял власть, но и чуть было не расстался с жизнью, команданте, как опытный политик, хотел использовать на полную катушку. Он всегда умел извлекать максимальную пользу из самого тяжелого положения. Так вот, все выглядело так – кто сейчас поднимет голову, с теми потом на законных основаниях можно будет и расправиться, как с заговорщиками. Момент просто идеальный, и другого такого может не представиться. Заодно политик «номер один» хотел убедиться в бесконечной народной любви, эффектно появившись в прямом эфире…
Этот ход для тех, кто находится у руля власти, отнюдь не нов. В мировой истории можно найти немало подобных примеров. Чего стоил, к примеру, «эксперимент» одного из средневековых индийских князей, когда тот вот этак «отбросил коньки», имитировав собственную кончину. Подозревая, что многие из его ближайшего окружения относятся к нему, мягко говоря, без особой любви, восточный властитель решил проверить это на практике. Появившись среди живых и уже поделивших власть своих бывших примерных подданных, князь устроил жесточайший террор, избавившись от предателей…
– Ну что ж, с этим понятно, – кивнул команданте, – я вот тут подумал об этой девушке – лейтенанте Кабрере. Я просто восхищен ее поступком. Такая храбрость делает честь любому мужчине, а здесь – хрупкая девушка. Вы как считаете, полковник?
– О чем это вы, господин президент? – удивленно поднял брови Арисменде.
– Ну как же, – теперь пришел черед удивиться команданте, – ведь это же она привела вас к нам! Такой поступок нужно вознаградить по достоинству. Храбрость – черта великолепная, но без признания она не сверкает всеми красками.
Батяня с интересом вслушивался в беседу начальника и подчиненного. Прямо напротив него на стене висел огромный портрет Боливара – пожалуй, единственное, на чем можно было остановить взгляд. На картине национальный герой был изображен на каком-то высоком холме, с которого открывался вид на большой город, находившийся внизу, в долине. Взор Боливара был устремлен вдаль, к новым победам и свершениям.
– Видимо, я чего-то не понимаю, господин президент, – пожал плечами полковник, – ведь лейтенант ничего мне о вас и о русском майоре не говорила.
– Как не говорила?
– Да, именно так…
– А каким же образом вы нас отыскали? – подал голос Лавров.
– Просто беспилотный самолет-разведчик засек, что в этом квадрате начался бой, вот и выслали десант, – пояснил начальник охраны.
– А где лейтенант сейчас? – спросил команданте, поправляя воротник сорочки.
– Да там же, на местности. Она в составе группы десантников. С ее помощью они пытаются установить место, где Мендоза держит пленников – русского инженера и вашего пилота. Мы готовим операцию по их освобождению, вылет назначен через полчаса, – сообщил офицер.
– Господин президент, – крутнулся в кресле Батяня, – я прошу вашего разрешения также участвовать в операции. Как-никак речь идет и об освобождении моего соотечественника, да и вообще я считаю, что смогу оказаться полезным.
– Ну, я вижу, майор, что тебя все равно не удержишь, – усмехнулся команданте, – да ты и вправду двужильный? Не успел вернуться к нормальной жизни после одной передряги, а уж снова рвешься в бой. Ты как, Диего, не против участия русского гостя?
– Ничего против не имею, – сказал полковник, – скорее даже наоборот.
– В таком случае и я даю свое согласие, – заключил президент.
– Об этом и речи быть не может! – твердо сказал Маурильо, побледнев от гнева.
– Да послушайте, – уныло протянул Пушкарев, – я ведь не склоняю вас ни к чему такому. Я просто говорю о том, что следует все обсудить, обмозговать. Отказаться никогда не поздно.
Он обвел глазами пещеру, в которой они томились. Особо разглядывать здесь, конечно, было нечего, тем более что за время сидения инженер, казалось, изучил все до мельчайших подробностей. Пространство было донельзя ограниченным. Единственным местом, где чувствовался простор, являлся «балкон», но и там ничего хорошего для себя там Пушкарев не видел. Пропасть его продолжала пугать, особенно в свете последних событий.