В ожидании Романа - Глафира Душа

Сидела так и сама не заметила, как задремала. Вечер по-хозяйски занимал окружающее пространство: становилось темнее, прохладнее. Но Даша как-то пригрелась, закрыла глаза и провалилась в дрему. То ли от усталости, то ли от воздуха, то ли от того и от другого вместе... И приснился ей сон. Спокойный вроде бы, безликий, неподвижный как будто. И ничего страшного в нем не было, ничего пугающего. Но как только открыла Даша глаза, так сразу и поняла: сон плохой. А приснился ей новый деревянный дом. Только-только построенный. Без отделки внутри, без мебели. Голые деревянные стены. И стул посреди пустого дома. А на стуле сидит Степан. В хорошем костюме, аккуратный такой, красивый. И короткие свои волосы седые тонкой расческой причесывает. Там и причесывать-то нечего: короткий «ежик». А он все старается, чтоб волосок к волоску. И никого рядом с ним. Тихий, спокойный сон.

Даша почувствовала: к смерти! Тьфу-тьфу-тьфу. Господи! Это же не ночью приснилось. Это не считается. Достала телефон. Набрала номер мужа. «Абонент временно недоступен». Позвонила сыновьям, спросила, нет ли новостей от отца. Пашка как-то замялся:

–?Да нет вроде, мам!

–?Паша, сынок! – взмолилась Даша. – Если что-то знаешь, скажи!

–?Мам, я не могу.

–?Чего не можешь?

–?Ну... не могу сказать...

–?Почему? Ты что-то знаешь? Есть новости? Звонил отец? Когда?

–?Мам, да все нормально. Не волнуйся ты так. Сама-то где? Приезжай скорей!

–?Паша, я уже еду. Сейчас машину поймаю и минут через двадцать—тридцать буду.

–?Вот и хорошо! Мы тебя ждем. Стол накрыли. Надо же твой день рождения отметить!

–?Паш... я сон нехороший видела. Скажи мне, звонил отец?

Сын тяжело вздохнул, сожалея, что ему приходится выдавать чужой секрет, но, чувствуя напряжение в голосе матери, все же признался:

–?Да звонил он, звонил!

–?Когда?

–?Утром еще...

–?Что говорил?

–?Все нормально. Как обычно.

–?Ну, тогда хорошо... Только все равно тревожно почему-то...

–?Знаешь, – Паша замялся, – он говорил, что сюрприз тебе какой-то хочет сделать. И просил ничего не говорить. Я обещал, а ты меня заставляешь нарушить обещание.

–?Ой, сынок! Уж и не знаю, какой там у него сюрприз, только неспокойно мне. Ты вот что... Пока я буду до дома добираться, постарайся поговорить с ним. Или... может, еще чьи-то телефоны у нас записаны... Ну, из тех мужиков, что вместе с ним...

–?Ладно, мам! Попробую. Ты сама давай побыстрей возвращайся. Мы ждем тебя!

–?Хорошо, хорошо! Уже еду.

И Даша быстрым шагом направилась в сторону шоссе ловить попутку.

Дома Даше удалось выведать у сына подробности утреннего разговора с отцом. Оказывается, тот звонил из поезда, по дороге в Москву.

–?Как в Москву? У него же контракт до конца октября.

–?Ну, я ж говорю: сюрприз он какой-то готовил. Говорил, дата у вас важная.

–?Неужели помнит?

Даша так лучезарно заулыбалась, что сыновья невольно залюбовались ею. Она будто помолодела в одну секунду чуть ли не на десять лет.

–?Мам, – теперь уже заволновался Яша, – а по времени он уже должен быть здесь.

–?Да? Что? Почему ты так думаешь?

–?Ну, он говорил, что к вечеру... А уже десятый час.

–?Давай позвоним, уточним. Где справочник? Какой вокзал? Ах, да, я же сама его провожала.

Руки не слушались. Даша несколько раз набирала номер. То неправильно, то занято, то не отвечают...

–?Яша! Попробуй ты, сынок! И что это я так волнуюсь?..

Когда Яша дозвонился и поинтересовался прибытием поезда из Минеральных Вод, то почему-то очень долго ждал ответа. Потом ему что-то отвечали, а он молчал, не переспрашивая и не задавая никаких вопросов. А когда положил трубку, кое-как смог выдавить из себя:

–?Ничего не понял!

–?Что, Яша? Что тебе ответили?

Глядя на его резко побледневшее лицо, Даша закричала:

–?Поезд пришел? Или опаздывает?

Яша, игнорируя последний вопрос, бросился к телевизору. Шли последние новости.

«Теракт на железной дороге. В результате взрыва несколько вагонов поезда „Минеральные Воды – Москва“ сошли с рельсов. Количество жертв уточняется. Имеются раненые. Родственников просят обращаться по телефону...»

Телефон они записать не успели. Сидели перед телевизором обалдевшие и молчали. Давно уже кончились новости, прошел блок рекламы, информация о погоде, а они – все трое – сидели, не в силах двинуться с места или заговорить.

Потом Паша поднялся, пошел в кухню, покопался в аптечке, нашел какое-то успокоительное, налил в чашку воды и принес матери... Она безмолвно выпила, даже не поинтересовавшись, что это. Отдала сыну пустую чашку и обреченно произнесла:

–?Вот и все!

–?Мам, да погоди ты! Ничего еще не ясно!

–?Да я не об отце. Вернее, не только о нем. Он сильный. Я хочу верить, что с ним все в порядке. Я о любви.

–?О какой любви, мам?!

–?О любви нашей неправильной! Ведь смотрите, что получается: всё против нас! Он же хотел как лучше. Сюрприз! Свидание неожиданное! Выбил себе увольнение. И что?! Что?! – Она начала повышать голос.

–?Мам, да ладно тебе! Тут такое... А она о любви о какой-то! – Яша с осуждением посмотрел на мать.

–?Вот и все! – повторила Даша безнадежно. – Хотите я вам любимое папино стихотворение прочитаю?

И, не дожидаясь ответа, не видя недоуменных глаз детей, с завыванием, с зарождающейся истерической нотой, начала:

Я был в России, грачи кричали.

Весна дышала в твое лицо.

Зачем так много в тебе печали?

Нас обвенчали. Храни кольцо.

Но сорвалась на полуслове, зарыдала, заголосила: «Степочка, дорогой мой! Неужели я тебя никогда больше не увижу?»

Ребята вызвали «скорую». Даше сделали укол, посоветовали приобрести успокоительные препараты... Сыновья договорились спать по очереди. Один спит, другой дежурит около матери и одновременно дозванивается до «горячей линии». К утру все стало ясно. Но сказать страшную новость матери не решался ни тот, ни другой. Страдали каждый внутри себя. Плакали в ванной, но молчали...

Утром Даша увидела написанный на бумажке номер телефона, дозвонилась сама, все узнала... Заплакать не смогла: укол сделал ее вялой и безразличной. Сказала только:

–?Неудачно жил, неправильно любил, нелепо умер! А мне-то за что все это? Я-то в чем провинилась?

Пацаны расплакались, не в силах сдерживать себя больше, а Даша сидела с гудящей трубкой в руке, раскачивалась из стороны в сторону и без конца повторяла одно и то же: «Мне-то за что? Я-то в чем виновата?»