В ожидании Романа - Глафира Душа

Вот даже сейчас: казалось бы, пусть таким непростым способом, но смог заработать. Пусть так, однако решил кое-какие проблемы семьи. И что же? Дашку без шубы оставил. Машину вынужден продавать. Должен еще остался. Клуб вряд ли примет вновь. А если и примет, то с большими штрафными санкциями, после его обморока театрального... Ну, что это за жизнь? И уже новое решение исподволь зрело в нем. Уже новые мысли зарождались где-то глубоко-глубоко... Он еще и сам не догадывался ни о чем, но то, что принято называть роком, предопределением, судьбой, уже готовилось войти в его жизнь...

В клуб пустили. Степан договорился с устроителями:

–?Если выиграю, заберу только треть выигрыша, остальное – вам. Компенсация за мой прошлый неудачный выход.

–?А если проиграешь, Степа?

–?Если проиграю... Не знаю... Буду должен.

–?Ладно! Выходи вечером! Только без фокусов.

Он выиграл. С трудом. С натугой... Опять глаз ему повредили, по почкам удар нанесли. И как это он так нелепо спиной повернулся к противнику? Но выиграл...

Выкупил у фельдшера Дашкин жакет. Бросил к ее ногам. А она посмотрела на него зло, перешагнула через белоснежный мех и молча ушла в спальню. Он сам обработал себе глаз, использовал прошлые капли, которые помогли ему тогда. Заварил почечный чай. Выпил болеутоляющее. Сидел, ждал, пока чай заварится. Потом долго пил его... Ни о чем не думал... Просто отдыхал.

А когда вошел в спальню, наткнулся на колючие глаза жены:

–?Сколько можно?

–?Ты о чем?

–?О тебе! Обо мне! О нас! Сколько можно меня мучить?

–?Как же я тебя мучаю?

–?А ты не видишь? А ты не понимаешь? А ты считаешь, что мы счастливая семейная пара?

–?Даш, ну чего ты завелась? Давай спать... Такой тяжелый день был.

–?А у меня, Степа, каждый день тяжелый. Понимаешь, каждый божий день... И никакого просвета!

–?Даш, ну что не так-то?

–?Да все не так!

Она помолчала, будто бы собиралась с мыслями, будто бы раздумывала, стоит ли говорить с ним дальше или плюнуть на все. А с другой стороны, сколько можно носить это в себе? Сколько можно молчать, подавляя себя, загоняя вглубь и слезы, и неудовлетворенность, и злость. Пусть хоть когда-то это выплеснется наружу, хоть один раз.

И она продолжала, невзирая на поздний час, на усталость, на жалкий вид измученного мужа:

–?Я смирилась с тем, что мы живем, мягко говоря, небогато. Ты видишь, я пытаюсь и сама заработать: повысили меня наконец-то, переводы на дом беру. Понятно, что все это копейки, но тем не менее. Ты тоже стараешься, я вижу. В конце концов, Бог с ними, с деньгами. Не бедствуем, и то хорошо!

–?Ну, а что же не так?

–?Степа! Степа-а-а!

Она таким долгим, таким жалобным взглядом посмотрела на мужа, что у него защемило сердце.

–?У нас с тобой не жизнь, а гонка на выживание.

–?Да ладно тебе, Даш! Почти все так живут!

–?А меня не интересуют все! Меня интересуем мы, я сама себя интересую! И как живут другие, мне наплевать. Я хочу видеть любящие глаза... Я хочу чувствовать тепло близкого человека. Я хочу, в конце концов, элементарно ощущать себя женщиной, а не спортивным снарядом!

–?А при чем здесь... снаряд? – искренне удивился Степан.

–?Да ты посмотри, как ты занимаешься любовью! Ты хоть раз проанализируй, понаблюдай за собой! Ты спортом занимаешься, а не любовью. Понимаешь? Спортом!

Он непонимающе посмотрел на нее. Она в сердцах продолжала:

–?Тебя никогда не волнует мое настроение, мое состояние. Ты не ласкаешь меня! Ты не позволяешь ласкать себя! Не замечал? Неужели ты никогда не замечал этого? До тебя дотронуться невозможно. Ты как струна натянут...

Я забыла, когда ты меня просто обнимал, гладил. Иногда мне кажется, что ты вообще меня не замечаешь... Взгляд вглубь себя, и все: ты не здесь, тебя нет.

Степан молча слушал.

–?Хорошо еще, что меня не заставляешь отжиматься. А то вся семья была бы как экипаж машины боевой!

–?Да что ты понимаешь!

–?Можешь считать меня дурой! Можешь считать глупой! Мне уже все равно. Я выходила замуж за милого, веселого парня. Я влюбилась в теплого, открытого, сердечного мужчину, который меня любил, понимал... А сейчас передо мной другой человек. Чужой, незнакомый, грубый, закрытый...

–?Да что ты понимаешь! – с досадой повторил он. – Ты не была на войне. Ты не знаешь, как она ломает людей.

–?А вот про это – не со мной! Про это – со своим отцом! Ему спасибо и скажи за жизнь свою поломанную, за душу свою искалеченную и за мои мучения заодно! Своему отцу выскажи!

–?Не смей! Не смей ничего плохого говорить про мою родню! – повысил он голос.

–?Степа! Хватит затыкать мне рот! Мы девятнадцать лет живем вместе! И я ни разу не позволяла себе высказаться... У меня внутри уже, мне кажется, ни сердца, ни души нет... Одна выжженная пустыня... И знойный ветер гуляет беспрепятственно... Так что я посмею: и иметь свое мнение, и высказать его.

–?Ты чего хочешь, Даш? – устало спросил Степан. – Я не пойму тебя.

–?Правильно, не поймешь! Потому что то, чего я хочу, ты мне дать не можешь. Элементарного разговора по душам... Простой человеческой ласки... Дружеского взгляда... Я уж не говорю о нежности, о любви, о желаниях, праздниках, порывах... Нет. Я о совсем простых вещах говорю. Но и их ты мне дать не можешь.

Она как будто высказала все. Отвернулась от мужа, закрыла глаза. Он погасил ночник, но так и остался сидеть на постели. Молчал долго-долго, потом сказал, даже не задумываясь, слышит ли его жена, спит ли:

–?Я уеду, Даш. Я решил.

–?Куда?

Она не спала, оказывается.

–?На войну. По контракту. Я узнавал. Можно и через министерство обороны оформиться, и через военкомат.

–?Ты сумасшедший. – Ее голос был бесцветен и вял.

–?Там платят прилично. Правда, меньше, чем на полгода, нельзя.

–?Езжай куда хочешь. Мне все равно. Я не люблю тебя больше.

–?Даш, ты что, даже не проводишь меня?

Степан пытался собрать какие-то вещи, но настроения не было. Он ничего не находил. А то, что находил, было ему не нужно.

Даша молчала. Смотрела телевизор, демонстративно не обращая внимая на его сборы.

–?Ну, хоть собраться помоги, что ли!

Она медленно встала, подошла к шкафу. Тут же нашла все его спортивные костюмы, теплые брюки, свитера, футболки. Все это побросала на кровать и опять вернулась к телевизору.

Он со вздохом перебирал вещи, не очень представляя себе, что брать. Военной формой там обеспечат. Нужна ли вообще гражданская одежда? И все же решил взять побольше белья. Кто его знает, как там с водой, со стиркой, с баней...