Очень страшно и немного стыдно - Жужа Д.

Водитель такси улыбается, делает громче музыку.

– Как там Куба? Весело?

– Весело, вся страна на подтанцовках.

Больше мы не говорим.

Включаю кран на полную мощность. Струя воды, скручиваясь в жгут, разбивается о дно и фонтаном взмывает вверх. Над ним растет радужное облако пены. Жду, когда ванна заполнится, снимаю с себя одежду и опускаюсь в воду с головой. Провожу пальцами по волосам, они скрипят, словно соломенные, все остальные звуки смазанны, отчетливо слышно только, как бьется сердце. Вода слишком горячая. Это значит, упадет давление и будет кружиться голова.

Включаю холодную воду, и тишина взрывается грохотом струи. Немного кружится голова. Выхожу осторожно. Волосы бьют мокрым жгутом по спине. Скорее в халат, закутать шею пушистым воротником. Главное сейчас – не замерзнуть. На кухне уютно свистит чайник и отключается с мягким щелчком. В спальне, открыв рот, лежит еще не разобранный чемодан. На письменном столе идеальный порядок; выдвигаю ящик, достаю записную книжку, открываю и из длинного списка инициалов вычеркиваю FC.

Вечером, через пару дней, у меня гости. Режу шоколадный торт из кондитерской Paul, мой любимый. Кто-то включает телевизор. Там похороны Фиделя.

– Нельзя тебе никуда ездить – куда бы ты ни попала, всюду что-то происходит. Вот и на Кубе, видишь, Фидель – того.

Все смеются, и я вместе с ними. Клубится молоко в чашках крепкого чая. Горячий нож плавит шоколад. Облизываю пальцы. Как хорошо дома.

Отель был старый и грязный – с туристами на чемоданах, громкими уборщицами, вонью дешевых моющих средств и истертыми коврами. Узкая комната окном выходила на крышу офисного здания, утыканную кондиционерами, кровать упиралась в туалетную дверь, служившую еще и зеркалом, отражающим все, что на кровати происходило. На тумбочке жались друг к другу телефон старого образца и Библия в дерматиновом переплете. Шумно работал кондиционер.

В комнату вошли двое. Женщина поморщилась, а ее невысокий спутник достал из сумки бутылку шампанского. Она разделась, брезгливо сбросила с кровати покрывало, забралась под одеяло, вынула из волос шпильки – и по подушке рассыпались рыжие волосы.

Мужчина обернул бутылку полотенцем. Он был похож на испанца, темные волосы падали на глаза, он то и дело вскидывал голову. Полотенце скользило по стеклу, и бутылка норовила упасть на пол.

Только сейчас женщина разглядела, какие у него короткие пальцы и как неуклюже он ими владеет. Он то вытягивал пробку, то пытался ее удержать. Его нерешительность не давала пробке сдвинуться с места, и вся процедура неприятно затянулась. Наконец хлопнуло, пенная жидкость вылилась на полотенце, а с него на кровать. Мужчина чертыхнулся и тут же с извинением посмотрел на женщину:

– Я устаю в последнее время. Не высыпаюсь. Рано встаю. Как же все осточертело.

Раньше они никогда не говорили о его работе, и у нее сложилось впечатление, что работу он любит. Оказалось, что это не так. Мужчина вздохнул. Этот вздох она знала – так вздыхали ее бывший муж, отец, а до него дед.

Мужчина разлил шампанское по бокалам, долго искал им место и наконец втиснул их на тумбочку у кровати, покопался в сумке, достал упаковку презервативов, положил на Библию, передумал и сунул между бокалами. Шампанское в компании с презервативами подешевело. Мужчина аккуратно встряхнул полотенце и сложил. Женщине показалось, что она на приеме у врача-гинеколога, сейчас он достанет латексные перчатки, надует их, натянет на руки, а из-под кровати выдвинет подставки для ног. Она поежилась. Мужчина отнес полотенце в ванную комнату, вернулся и вопросительно посмотрел на женщину.

– Раздевайся, – сказала она, подтянув одеяло к самому подбородку.

Он кивнул, быстро снял пиджак и повесил его на зажатый между стеной и кроватью стул. Аккуратно прошелся руками по пуговицам рубашки, словно сыграл гамму на аккордеоне, стянул ее с себя, хотел было накинуть на пиджак, но передумал, снял пиджак, повесил на спинку стула сначала рубашку, а только потом накрыл ее пиджаком, проверяя, не замялись ли при этом ее рукава. Медленно расстегнул ремень, потянул брюки вниз, сначала за одну штанину, потом за другую. Смешно подергал ногами, высвобождаясь, будто пинал невидимого соперника. Перекинул брюки на руку.

Женщина засмеялась. Он замер и остался стоять, как половой с полотенцем. Она смотрела на его ноги, на широкие щиколотки, объемные икры и короткие носки.

– Что? – Он тоже посмотрел на свои ноги, а потом опять на женщину.

Она залпом выпила шампанское и отрицательно покачала головой.

Он, все еще держа в одной руке брюки, снял носки, встряхнул и выровнял их на стуле. Потом занялся брюками – перевернул их ремнем вниз и сложил по стрелкам. Зажал брючины подбородком и, придерживая руками посередине, согнулся пополам, перехватил руками сложенные брюки, выпрямился и стал пристраивать их на тот же стул.

– Слушай, – у нее от шампанского заблестели глаза, она ладонью зажимала рот, сдерживая приступ смеха. Он взглянул на нее снизу вверх, руками все еще приглаживая упрямую складку – Одевайся! – и хлопнула ладонью по одеялу.

Мужчина сначала не понял. Потом еле заметно кивнул и взял со стула носки. Она прошла в ванную, задев его плечом. Долго не выходила. Через некоторое время он постучал в дверь и спросил, все ли у нее в порядке.

Она вышла уже в одежде, подхватила сумку и попросила ее не провожать.

– Просто не могу опоздать. Извини. Я же тебе говорила про сына.

Он кивнул, а она пошла по длинному коридору к лифтам.

Она болталась по городу, заглядывая в витрины, а часа через два приехала на вокзал. Там, в центральном вестибюле, на специально выстроенном помосте, играло механическое пианино – зубы клавиш проваливались друг за другом в лаковую черноту.

Машина пропустила через себя билет, выплюнула и открыла двери в следующий зал. Там сканировали сумки, проверяли документы, изучали лица. Пассажиры потащились с вещами к поезду: от первого до девятого вагона – налево, от девятого до восемнадцатого – направо. Объявили, что в шестом и тринадцатом можно поесть.

Внутри все долго искали что-то по сумкам, потом раскладывали вещи, кто-то раздевался, и вот, наконец, уселись по местам.

Поезд мягко тронулся, и ей показалось, что это платформа поехала куда-то назад, а вагон остался стоять на месте.

Рядом с ней села семья из трех человек. Напротив – жена с дочерью-подростком, а в соседнем кресле – муж. Мамаша с дочкой хихикали, и их резцы одинаково выпирали вперед. Муж постоянно подтягивал штанины и косился на рыжую. Но та смотрела в окно.