Тайные культы древних. Религии мистерий - С. Энгус

Можно привести и еще больше данных, чтобы доказать, что индивидуализм был одной из наиболее выдающихся черт этой эпохи, фактором, который господствовал над всей жизнью и всеми религиозными взглядами, так же как некогда коллективизм. Уже достаточно было сказано, чтобы показать, насколько обширную подготовку для религий мистерий и христианства осуществил индивидуализм. Это была фаза в развитии концепции личности, к которой впервые привлек внимание Сократ, и тем самым он открыл человеку богатство своего духовного существа и потребности, удовлетворение которых он должен был найти. Личность стала отдельной точкой отсчета, а религии мистерий предлагали спасение для отдельной души. Мистерии как бы увеличивали личность, обращаясь с человеком как с человеком вне зависимости от его политических или общественных связей, наделяя его божественными силами. В религиозных братствах таких культов раб и хозяин, ремесленник и капиталист встречались как равные. Людям пришлось заплатить за индивидуализм большей чувствительностью к страданию и потерям, против которых мистерии предлагали утешение и покой. Когда жизнь получила внутреннее направление, то возникло и сознание греха, и необходимость в примирении; в ответ на это мистерии предлагали катарсис и обеспечивали божественное милосердие с прощением грехов.

II. Еще одной силой, которая повлияла на всю грекоримскую историю и была наиболее активна в религии, был синкретизм , или теокрасия [712] , ставшая постоянным спутником космополитизма и индивидуализма. «В религиозном развитии эллинистического периода, – говорит Керст [713] , – есть в основном два момента, которые показывают нам особый характер этого развития и в то же самое время объясняют его особое значение для всего религиозного развития последующего периода Античности… культ правителей и религиозный синкретизм»; это утверждение еще более применимо к римскому времени. Все условия для всеобщего синкретизма существовали в греко-римском мире: упадок конструктивной оригинальности, приход критицизма, падение города-государства и соответственный рост универсализма, международная политика Александра, разрушение национальных верований и философий, распространение койне, смешение различных народов [714] на более высокой стадии культуры, успех стоицизма с его cosmopolis и объединяющей аллегорической интерпретацией, подъем Римской империи, римское право, дороги, объединявшие разные концы земли, страстное стремление к новизне в религиозных делах, терпимость язычества, рост прозелитизма и постоянное слияние Востока и Запада.

Этот список отнюдь не исчерпывает факторов, которые делали теокрасию неизбежной. Браки между представителями различных рас и приверженцами разных религий имели в основном те же самые результаты в ту эпоху, как и сейчас. Историческая праздничная сцена «брака Европы и Азии» в Сузе после возвращения Александра из Индии стала лишь началом того, что впоследствии стало вполне частым явлением. По этому случаю сам Александр женился на второй восточной царице – Статире, и примерно сотня его офицеров вступили в брак со знатными азиатскими невестами, а десять тысяч его воинов последовали примеру царя [715] . Тимофей был сыном иудейки от отца-грека (Деян., 16: 1). Браки между христианами и язычниками или иудеями были достаточно часты, чтобы вызвать проблемы в неиудейских церквах при Павле. Римские легионеры, где бы они ни размещались, возможно, вступали в брак с местными женщинами. Двуязычная надгробная надпись на латинском и арамейском, обнаруженная в Саут-Шилдз, говорит о смерти молодой бриттской женщины по имени Регина из племени катувеллаунов – молодой жены пальмирца по имени Барат [716] .

Переселения, как насильственные, так и добровольные, усилили смешение народов, которое вело к теокрасии . Вполне возможно, что одним из факторов, способствовавших миграции греков, было широкое распространение малярии в материковой Греции. У.Х.С. Джонс [717] считает, что до 430 года н. э. малярия была или неизвестна в Греции, или не была так опасно распространена, что она разразилась во время Пелопоннесской войны как страшная эпидемия и в силу отсутствия профилактических мер с тех пор стала эндемичной.

Кампании Александра дали первый мощный толчок ко всеобщему синкретизму, который смешивал национальность как людей, так и богов. Разрушение в результате его завоеваний древних и привилегированных жреческих коллегий долины Евфрата, которое заставило целые отряды жрецов отправиться на запад в путь на поиски заработков, продавая свои эзотерические знания, имело столь же далеко идущие последствия, как разрушение турками Константинополя в 1453 году, изгнавшее греческих ученых на запад, чтобы принести Ренессанс в Европу. Александр открыл мир для всех. Период расовой исключительности закончился; ни один народ уже не мог существовать сам по себе и для себя, и ни одна система не могла сохранять свою неприкосновенность в соперничестве с другими системами. Объединение человечества и культуры, сотворенное Александром, привело к необходимости взаимно давать и брать друг у друга и привело к единству в религии. Александр принял персидскую политику терпимости к иностранным религиям. Сдерживающие барьеры были разрушены, так что различные религиозные обычаи и культы существовали бок о бок. В мире, который он обновил, все движения стали накладываться друг на друга и, следовательно, совпадать. Греко-восточные города Александра стали постоянными центрами, где происходил сплав культуры и религии. Из этих основанных тогда городов самым успешным в осуществлении Александровой политики смешения наций стала Александрия, которая веками оставалась штаб-квартирой синкретизма. Царства диадохов поощряли синкретизм в своих армиях, своих столицах и библиотеках. Римская империя завершила труд, начатый Александром, и в ней синкретизм достиг своего апогея в III и IV веках н. э.

У греков был особый дар миссионеров синкретизма в этом раздвинувшемся мире, открытом македонцами и римлянами. Интеллектуально любопытные, любители всего нового, они жили в мире, где вся мысль была свободна и никогда не была в плену клерикального консерватизма [718] , греки были готовы исследовать достоинства любого интересного предмета, который попадался им на глаза. Нововведения, прежде всего в области мистицизма, появились в греческом мире в VI веке до н. э., а в V веке восточные культы начали проникать в Аттику. С IV века их влияние и число начало расти. Греки всегда помнили, что их древние божества, поселившиеся среди них и идеализировавшиеся в искусстве, пришли из чужих стран – с Севера. Греческие наемники привозили домой сведения об иностранных обычаях и религиях; греческие города Ионии уже стали вратами к жизни и мысли Востока. С падением города-государства пришло осуждение его ограниченности и его учреждений. Римляне больше всего заимствовали и наиболее умело приспосабливали заимствованное к своим нуждам. Их синкретические тенденции подчеркивались греческим образованием и влиянием греческой литературы. В свой пантеон они допускали этрусских, италийских, греческих и восточных богов. Между Второй Пунической войной и подъемом империи римская религия стала полностью эллинизированной как в культе, так и в мифологии [719] ; развился вкус к восточным культам, который в конце концов отвлек людей от греческих и римских божеств, хотя и оставил им греческую мифологию.

Политеизм был терпимым и гостеприимным по отношению к иностранным божествам; он никогда не оспаривал существование или реальность других богов, и добавление нового члена в пантеон никого не волновало. Греки рано начали процесс теокрасии [720] ; из Греции теокрасия распространилась и стала модной; результатом ее везде стала теоксения , или гостеприимство, предлагаемое чужеземным богам. Национальность богов терялась, и стены национальных пантеонов рушились; божества приходилось идентифицировать друг с другом или отождествлять, или же должно было происходить выживание наиболее приспособленных [721] ; однако язычество предпочитало принцип примирения. Происходили взаимные заимствования и согласования. Римляне заимствовали целиком греческий пантеон, переименовав своих собственных богов греческими именами. Божества с похожими атрибутами или функциями считались идентичными, или же, согласно монотеистической тенденции того времени, все божества всех народов считались всего лишь проявлениями одного, высшего божества. В общем и целом это достигалось с помощью того, что Макс Мюллер назвал генотеизмом, то есть выбором высшего божества в пантеоне; все остальные были всего лишь его спутниками. Это облегчило отождествление главных божеств различных народов, как представлявших одно высшее единое. Устаревшие или неудачливые боги были преданы забвению или же сведены на уровень daemones. Любопытным свидетельством осознания единства божественного служит смешение различных божеств в θεὸς πάνθεος или θεὰ πάνθεος [722] , который мог считаться или абстрактным понятием, или новым божеством – в соответствии с текучей языческой теологией. Обычно выбиралось одно божество, которое, по мнению верующего, выделялось своими заслугами, и к его личному имени добавлялся эпитет pantheus, «всебог» [723] , символизируя всеобщность божественного. Так, в латинских надписях мы находим Serapis pantheus, Liber pantheus, Fortuna panthea. Иногда, не называя никакого определенного божествапредстави теля, весь пантеон сводили к deus pantheus [724] . Более обычным способом было выбрать божество и присвоить этому богу или богине все имена и атрибуты других богов. Наиболее яркий пример этого – «Исида с тысячью имен», которая именует себя: «Мать природы, госпожа всех стихий, изначальное порождение времен… фригийцы, первенцы человечества, зовут меня Пессинунтской матерью богов, тут исконные обитателя Аттики – Минервой Кекропической, здесь кипряне, морем омываемые, – Пафийской Венерой, критские стрелки – Дианой Диктиннской, трехъязычные сицилийцы – Стигийской Прозерпиной, элевсинцы – Церерой, древней богиней, одни – Юноной, другие – Беллоной, те – Гекатой, эти – Рамнузией, а эфиопы, которых озаряют первые лучи восходящего солнца, арии и богатые древней ученостью египтяне почитают меня так, как должно, называя настоящим моим именем – царственной Исидой» [725] .