Модель - Николай Удальцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…А делать нам с Энн что-то надо было. Ведь для того, чтобы высушить ее мокрое платье, это платье нужно было снять.
Мы смотрели в глаза друг другу, понимая, что подошли в незримой черте, главной чертой которой было то, что она была именно зримой; и я придумал выход:
— Давай, — сказал я, — предположим, что я хочу написать с тебя картину.
Энн промолчала недолго и перешла нашу черту словами:
— Уговорили…
— Значит, я еще могу уговорить умную женщину раздеться.
— А может, именно та женщина умная, которую мужчина может раздеться уговорить.
Только…
— Что — только? — По жизни я знал, что настоящие проблемы возникают именно тогда, когда кажется, что все проблемы уже решены.
— Только… На мне нет трусиков.
— Пусть это будет самая большая проблема в наших отношениях, девочка.
Обещаю не смотреть на тебя, — взял я на себя маловыполнимое обязательство.
Должен же я был в этой ситуации хоть что-то взять на себя.
Энн в ответ пошептала что-то вроде: «Сомневаюсь», — и будь я позанудливей, наверняка проскрипел бы: «Ну и молодежь пошла. Не верят даже тогда, когда их обманывают…»
Но так как мое занудство взяло отгул, я сказал:
— С другой стороны, мы ведь собрались писать картину. И если в обычной ситуации мужчина смотрит на женщину: глаза, ноги, грудь — то на картине, изображающей обнаженную женщину, смотрят прежде всего на нежное гнездышко.
Словно проверяя: не забыл ли художник изобразить главное.
Ну, так не скрывай его, а хвастайся им.
— Нежное гнездышко? Как вы это красиво назвали.
Некоторые телевизоры говорят просто: «Бип».
— Да.
Но когда я слышу «бип» по телевизору, я начинаю думать, что у нас «бипанутая» жизнь.
Если у женщины ноги растут из головы, она прекрасно знает, почему ее ноги начинаются оттуда, откуда они начинаются.
— А вы правда хотите написать с меня картину?
— Правда.
— А это будет фантастическая картина?
— Это будет не фантастика, а мечта.
— А чем мечта отличается от фантастики?
— Фантастика строится на выдуманном, а мечта на обдуманном.
— Не поняла, — честно призналась Энн, успокоив меня тем, что продемонстрировала то, что она была из тех людей, которым понятно не все.
Из людей, которых я считаю умными.
— Фантастика предполагает, что невозможное может быть возможным.
Мечта показывает, что непонятное может стать понятным.
— А в этой картине будет сюжет?
— Сюжетные картины пишут художники, описывающие то, что уже произошло. То есть в определенном смысле — вчерашний день.
Мы с тобой создадим картину о завтрашнем дне.
— Как интересно, — хлопнула она в ладошки, как женщина.
«Как сложно», — подумал я, как мужчина.
Мы обменялись всего несколькими фразами, но за это время Энн сняла платье и протянула его мне.
Как и обещал, я не затормозил, уставившись на нее, но все равно не мог не увидеть того, что без платья девушка была так прекрасна, как может быть прекрасна девушка без платья — хотя разглядывать ее я постеснялся и отвел глаза.
Но отметил, что она была стройной, и диета не проступала через ее кожу.
Потом я развесил ее одежду на кухне и, включив газ и прикрыв на кухню дверь, вошел в комнату.
И тогда она порадовала меня современным, молодежным словотворчеством:
— Ладно… Киньте на меня глаза…
— …Вас любило много женщин? — спросила Энн.
Когда я вернулся в комнату, она уже сидела на кровати, поджав под себя ноги и перекрестив руки с ладошками на плечах.
— Не знаю, — ответил я.
— Почему?
— Потому что я не знаю, что значит «много» в твоем вопросе.
— Вам было с ними сложно? — Возможно, она действительно хотела что-то понять во мне. А может, просто оттягивала момент ответа на главный вопрос.
— Нет, — вновь ответил я; и так уж выходило, что моими первыми ответами на вопросы девушки, сидевшей на моей кровати, были: «Не знаю» и «Нет».
— Почему?
— Потому что любимым мужчиной быть легко.
— А им было сложно с вами?
— Думаю — нет.
— Почему?
— Потому, наверное, что быть любимой женщиной еще проще.
— Вы — явно не женоненавистник.
— Да.
Я люблю даже неприятности, которые мне приносят женщины.
А радости — делают меня счастливым разнообразно.
— А я никогда не знаю: права я или нет, — девушка перешла с одной темы на другую; и мне пришлось сделать то же самое:
— Девочка, действуй сейчас, а права ты или нет — узнаешь потом…
…Я не знал, куда приведут меня действия этой девушки — действия, превращающиеся в поступки; еще меньше я знал то — куда приведут меня ее слова, превращающиеся в рассказы.
Но самое главное, чего я не знал — это то, какой важной окажется для меня встреча с ней.
Потому что самое важное — это встречать людей, перед которыми хочется стать лучше, чем ты есть на самом деле…
…Самый простой способ не делать глупостей — делать что-нибудь иное.
Но что делать в той ситуации, в которой мы с Энн оказались, в ситуации, в которой у нас было всего два пути — остановиться на том, что есть, или идти дальше, я не знал.
Для того чтобы стать близкими друг другу людьми, мы слишком мало побыли друг другу дальними.
Для того чтобы остаться друг для друга дальними, мы слишком близко подошли друг к другу.
Эта ситуация точно была новой и для старого меня, и, наверное, для молодой Энн.
Мы не пользовались обстоятельствами, и обстоятельства, воспользовавшись этим, пользовались нами так, как им хотелось.
В ситуации, в которой для меня не было ни входа, ни выхода, для Энн ход событий был очевиден.
Она была из того поколения, что сумело создать мораль, которая не обременяла людей собой.
И они научились становиться ангелами там, где мы по привычке продолжали искать козни дьявола.
Мы перешли на ты — хотя, возможно, мы и могли бы перейти куда-нибудь еще.
Но то, что произошло — произошло.
— Поцелуй меня, — прошептала Энн.