Холодная гора - Чарльз Фрейзер

Разносчик потянулся к своему мешку и вытащил большую оловянную фляжку. Откупорив ее, он сделал большой глоток. Затем передал фляжку Инману.

— Это куплено в магазине в Теннеси, — сказал он.

Инман отпил глоток; ему понравился напиток: он был коричневый и крепкий, с ароматом дыма, кожи и еще чего-то неуловимого.

Снаружи по-прежнему лил дождь и поднявшийся ветер гудел в темноте и свистел в щелях. Доски потрескивали под его порывами. Свет прыгал и метался на сквозняке. Буря разыгралась вовсю. Они пили среди грохота грома и вспышек молний, растянувшись на сене, рассказывая друг другу об изгнании и тяжелых скитаниях.

Инман узнал, что разносчика зовут Оделл. В свете лампы он разглядел, что тот вовсе не стар, хотя его волосы были словно перья у белого гуся. Он прошел по жизненному пути едва ли больше Инмана.

— У меня была нелегкая жизнь. Очень нелегкая, — сказал Оделл. — И не думай, что я всегда был разносчиком. Я родился богатым. Мне по наследству должны были достаться хлопковые и индиговые плантации на юге Джорджии. Огромное богатство. Это могло бы произойти в любое время, так как мой отец уже стар. Может, он уже умер, этот старый хрыч. И все было бы мое. Вся земля, которой так много, что ее нельзя измерить в акрах. Ее границы тянутся на десять миль в одну сторону и на шесть в другую. Земля и столько ниггеров, сколько необходимо, чтобы ее обработать. Все мое.

— Почему же ты здесь, а не там? — спросил Инман.

Ответ на этот вопрос занял большую часть вечера, и к тому времени, когда в лампе иссякло масло, разносчик закончил печальный рассказ о своей безрассудной любви к черной девушке. Оделл был счастливый парень. Старший сын в семье. Он получил воспитание и образование, приличествующее владельцу плантации. Все дело было в том, что, когда ему исполнилось двадцать, он полюбил чернокожую служанку, рабыню по имени Люсинда. По его словам, он любил ее даже не как безумный — состояние, которое известно каждому, — он любил ее так, что невозможно передать словами. Когда они встретились, ей было двадцать два года, она была окторонкой[21]. Кожа у нее была не темнее, чем цвет дубленой оленьей кожи. Желтая роза, сказал Оделл.

Ко всему прочему, Оделл незадолго до этого женился на дочери богатого плантатора из их округа. Так хороши были его перспективы на будущее, что он имел возможность выбирать девушек и из ближайшей округи, и издалека. Девушка, которую он выбрал в жены, была маленького роста и хрупкая, подверженная приступам нервной усталости, она проводила все дни после полудня, лежа в обморочном состоянии на кушетке в гостиной. Но она была необыкновенно красива, и он предпочел ее другим. Однако после свадьбы, когда он снял с нее груду юбок и кринолин, оказалось, что под ними почти ничего нет, такая она была тоненькая и слабенькая. Он обнаружил там так мало, что не мог сдержать удивления.

Все семейство жило в большом доме — Оделл, его маленькая жена, его родители, брат и сестра. Оделл не слишком был обременен обязанностями; его отец еще не достиг такого возраста, когда был бы готов поделиться своей властью хотя бы частично. И вовсе не потому, что он обладал великим мастерством в управлении имением, так как единственным его достижением в жизни было то, что он предпочитал вкус абсента вкусу виски, к которому не притрагивался, с тех пор как еще в молодости посетил Францию.

Чтобы чем-то заполнить досуг, Оделл проводил много времени за чтением романов Вальтера Скотта. В холодные месяцы он охотился, а в теплые — рыбачил. У него обнаружился интерес к разведению лошадей. Но вскоре все это ему надоело.

Люсинда появилась в их доме в результате сложной череды выигрышей, которые накопились у его отца во время осенней медвежьей охоты. В результате карточной игры, которую вели по вечерам в течение нескольких дней, огромное количество свиней, несколько семей рабов, верховая лошадь, свора охотничьих собак, прекрасный дробовик английской работы и Люсинда перешли к нему в собственность. В день, когда ее доставил к ним прежний хозяин, она несла в руке один лишь узелок, в котором было так мало вещей, что размером он был не больше тыквы.

Ее определили работать на кухню, там Оделл впервые ее и увидел. Он зашел в кухню и влюбился мгновенно в эти блестящие черные волосы, красивые изящные руки, маленькие ступни и тонкие лодыжки, в едва заметные под нежной кожей ключицы. Она была босой, и Оделл сказал Инману, что, взглянув на эти прелестные ступни, он пожелал, чтобы его жена умерла.

В течение нескольких месяцев после этого он проводил много времени, сидя на стуле в углу возле печи, пил кофе и томился по Люсинде, и это длилось до тех пор, пока все в доме не поняли, что происходит. Однажды отец отвел его в сторону и сказал, что Оделл может уладить это дело, отведя ее в какой-нибудь флигель и переспав с ней.

Оделл был потрясен. Он любит ее, объяснил он отцу.

Тот расхохотался. Я вырастил дурака, сказал он.

На следующий день отец отдал Люсинду внаем семье, жившей в другой части округа. Они были фермерами, и их скудные средства не позволяли им содержать своих собственных рабов. Они платили отцу за ее труд и использовали ее на полевых работах, для дойки коров и переноски дров. Она делала все, что необходимо по хозяйству.

Оделл впал в отчаяние. Много дней он не выходил из спальни, валяясь на кровати, или ездил по округу, пьянствуя и играя в карты. Так продолжалось, пока он не узнал, что два раза в неделю жена фермера и Люсинда носят яйца в город на продажу.

В те дни по утрам Оделл поднимался в прекрасном настроении и заявлял, что едет на охоту. Он седлал лошадь, брал дробовик и пару собак. Он прыгал в седло с крыльца, пускал лошадь галопом, собаки бежали рядом и рыскали в лесу, вынюхивая запахи с таким рвением, будто их действительно взяли на охоту. Он ехал в город, пересекал его, выезжал с другой стороны и ехал по дороге, пока не встречал Люсинду, идущую босиком с корзиной яиц в руке. Он спешивался и шел рядом с ней. Брал у нее корзину и нес. Старался найти подходящую тему для разговора. И никогда за все то время он не пытался затащить ее в лес. Она умоляла его прервать эти встречи ради нее, да и ради себя тоже. На окраине города он возвращал ей корзину и брал ее руку в свою; они кивали друг другу при прощании.

В конце концов Оделл, конечно, оказался с ней в лесу, на ложе из сосновых иголок. После этого он начал приходить в ее хижину по ночам по нескольку раз в месяц. Он стреноживал лошадь в лесу и привязывал собак к дереву. Когда он входил в сосновый лес, где стояла ее хижина, она бежала ему навстречу в тонкой ночной сорочке, и он обнимал ее, прижимал к себе и затем вел в хижину, чтобы провести с ней всю ночь до рассвета.

Он уходил из дома под разными предлогами, главным из которых была охота, и вскоре каждый раб в ближайшей округе знал, что Оделл платит доллар за только что убитого енота. При возможности он покупал одного по дороге домой, чтобы подтвердить свою выдумку о ночной охоте. В противном случае он возвращался домой, сетуя на свое неумение стрелять, на неопытность собак, на отсутствие дичи.