Эволюция на пальцах. Для детей и родителей, которые хотят объяснять детям - Александр Никонов

Старики вспоминают, что в послевоенное время у подростков не было гитар, поэтому они устраивали коллективные пошумелки, грохоча кастрюлями или листами жести, треща палками по прутьям забора. Почему именно так детеныши людей проводили время? Почему и сегодня они прыгают, как обезьяны, на концертах и дискотеках? Потому что это характерно для нашего вида. А, скажем, проводить время, вися вниз головой, как летучие мыши, — нехарактерно. Мы и не висим. Есть программа — есть поведение. Нет программы — нет поведения.

Многие думают, что мы, люди только по телу животные, а по поведению — чистый разум! Нет. Разум очень биологичен, и потому поведение человека определяется его глубинными животными инстинктами, просто сверху оно прикрыто тонкой плёночкой социальности, то есть слов. Слов о чести, долге, любви, божественных установлениях, патриотизме. Но эти слова не объясняют, а просто прикрывают, как краска ржавчину, естественно-животные корни человеческого поведения.

Почему, например, царский трон всегда стоял на возвышении, цари носили короны, а шлемы часто украшали высокими султанами? Только потому, что во всем животном мире действует одно общее правило: чем ты крупнее, тем сильнее. Тебя больше боятся! Поэтому жаба при нападении надувается и привстает на лапах, кошка выгибает спину, вздыбливает шерсть и поднимает хвост, птицы взъерошивают перья, рыба-шар раздувается. Это, кстати, нашло свое выражение и в языке. Во всех языках мира слова, связанные с доминированием, превосходством, — это вербальная калька с природной программы сравнения размеров: «великий», «превосходительство», «верховный», «вознёсшийся». Чтобы показать своё подчинённое положение, человеческая особь визуально уменьшает себя, вставая на колени. И слова, связанные с подчинением, слабостью, потерей статуса, — из того же пространственного ряда: «ничтожный», «униженный», «павший», «свергнутый», «мелкий» «подонок» (то есть находящийся на дне).

Теперь возьмем для рассмотрения человеческую мораль. Действительно ли она дана нам Богом, как думают верующие, или выработана разумом, как считают некоторые неверующие? Или же мораль есть не только у людей, но и у других животных, и потому истоки человеческой морали также имеют животные корни? Правильный ответ: инстинктивная мораль есть практически у всех животных. И чем лучше вооружено животное, тем сильнее инстинктивный запрет на применение этого оружия против особей своего вида — во время брачных турниров или войны за территорию. Скажем, ядовитые змеи во время поединка никогда не кусают противника. Тигры, орлы, лоси, олени не применяют свое мощное оружие против своих. Удар лосиными рогами — страшное дело, даже волки боятся попасть под этот удар.

Этолог Дольник однажды наблюдал такую картину. В охотничьем хозяйстве два лося, встав по разные стороны изгороди, начали бодаться друг с другом — через забор. Трах! Трах! Аж треск стоит, щепки летят. Отчаянно бились! Но вот жерди изгороди лопнули, лоси остались друг перед другом, теперь уже ничем не разделенные, — и растерялись, потому что игры кончились, дальше пойдет сплошное смертоубийство. И что вы думаете? Лоси перешли к следующему пролету изгороди и снова начали биться «не на жизнь, а на смерть», с двух стороне лупя рогами по забору.

Такие наблюдения не единичны. Они даже нашли отражение в поговорке «ворон ворону глазу не выклюет». А почему не выклюет? Да потому, что эволюция вложила в хорошо вооруженные виды инстинктивный запрет на применение оружия против себе подобных. Хищные птицы не молотят друг друга мощными клювами, львы редко рвут друг друга зубами и когтями. Более того, если волк, признавая себя побежденным в поединке, нагибается и подставляет шею под смертельный укус противника, тот не укусит, а напротив, успокоится, увидев такого рода «извинение», признание поражения и просьбу о помиловании. Подобного рода программы понадобились природе для сохранения вида.

У плохо вооруженных видов, наоборот, инстинктивные моральные запреты слабые. Человек, скажем, или голубь — это слабо вооруженные создания, нет у них мощных челюстей с могучими клыками, нет когтей, нет яда, нет острого клюва. Поэтому природе незачем было «вшивать» этим видам моральные программы. Однако человек с помощью разума перехитрил природу. Он вооружился искусственно и стал способен легко убивать себе подобных — природных-то тормозов нет. Поэтому вся история человечества — это история сплошных войн. И это так мощно подстегнуло внутривидовую конкурентную борьбу, что эволюция пошла невероятными для биологии темпами. Выживали самые умные племена-стада, которые придумывали самое смертельное оружие и самую эффективную тактику уничтожения конкурентов. Выживали племена, спаянные боевой дружбой, то есть любовью к «своим» и ненавистью к «чужим». С тех пор люди постоянно «дружат против кого-то», любят делиться на своих и чужих. Даже болельщики одной команды ненавидят болельщиков другой, хотя те им ничего плохого не сделали.

Чтобы врожденно слабые моральные запреты не позволили людям уничтожить друг друга под корень, пришлось устанавливать эти запреты через разум, то есть находить словесные формулировки и утверждать их через сверхавторитет — религию. На практике заповеди «не убий», «не укради» относятся не ко всем, а только к особям своей группы. Всех остальных — иноверцев, врагов, вероотступников, агрессоров — убивать очень даже нормативно, полезно и нужно. А полковые попы и капелланы всегда благословляли солдат на убийство во славу своего ареала и своего вожака.

Второй животной опорой человеческой морали и любви к ближнему стала обычная эмпатия, свойственная стадным существам.

Ведь чтобы коммуницировать друг с другом, то есть находиться вместе, они должны как минимум не испытывать неприязни друг к другу, иначе разбегутся, а лучше — испытывать друг в друге потребность. И мы, коллективные виды, её испытываем! Муравьи в одиночестве просто погибают, а человек может сойти с ума, попав в одиночную камеру или на необитаемый остров. И весь смысл существования такого робинзона сводится к тому, чтобы вырваться с проклятого острова и вернуться к людям. К людям, которых он любит и ненавидит.

Ведь ненависть — оборотная сторона любви. Разве люди ненавидят своих природных врагов — львов, гепардов, волков, змей, глистов? Нет. Их боятся, презирают, брезгуют, восхищаются ими. Но всепоглощающее чувство ненависти люди испытывают только к людям, к себе подобным. Змея человеку не конкурент. А вот человек человеку — конкурент! Поэтому именно малые отличия вызывают наибольшую неприязнь. Животные воспринимают малые отличия как карикатурные, то есть смешные или омерзительные. Это очень полезное изобретение природы! Многие виды птичек, например, почти не отличаются друг от друга внешне, но очень отличаются по поведению. Одна птичка в брачном танце кланяется так, а другая иначе, одна поворачивается вправо, другая влево. И «непонятное» поведение птички одного вида отталкивает птичку другого вида. Так, начав с изменения поведения, природа постепенно разводит виды. Это просто один из механизмов видообразования — запрет на скрещивание. То же происхождение у испепеляющей ненависти кроманьонцев к неандертальцам, вынесшей с арены истории целый разумный вид.

Почему русские люди нейтрально относятся к английскому или испанскому языку, а украинский или болгарский вызывают у них улыбку? Потому что близкие языки воспринимаются как карикатуры друг на друга. Небольшие отличия в обрядах у приверженцев родственных религиозных культов вызывают ярость и обвинения в ереси, причем ненависть к отступникам зачастую больше, чем к поклонникам совсем далёкой религии.