Пробуждение - Тина М. Дженкинс

— Смачивайте ему губы, — распорядился он. — Постоянно!

— И пусть кто-нибудь наконец его причешет, — добавила Персис, искоса поглядев на Монти.

— Я все время его расчесываю, — возразил тот. — Но у него очень непослушные волосы.

— Что ж, будем надеяться, что сам мистер Шихэйн окажется послушным мальчиком, — заметил Гарт.

Они замолчали, увидев, как рука пациента медленно поднимается и ощупывает повязку на горле.

— Итак, я была права, — сказала Персис.

— А мы только что вошли в историю, — добавил Гарт хриплым от волнения голосом. — На наших глазах сигнал возбуждения беспрепятственно прошел от мозга до руки, и рука отреагировала, совершив физическое действие. Теперь я могу точно сказать — наш Спящий проснулся!

Губы пациента внезапно растянулись в мучительной гримасе, из горла исторгся протяжный и жуткий не то хрип, не то стон. Чем-то этот звук напоминал протестующий скрип мебели, которую волоком тащат по деревянному полу. Еще не до конца открывшиеся глаза вылезли из орбит, спина изогнулась дугой, а мышцы точно окаменели, сведенные сильнейшей нервной судорогой. Ни один человек не смог бы забыть этого первого беззвучного вопля, этого выражения безмерного ужаса, застывшего в выпученных глазах.

Конечности тела начали непроизвольно подергиваться.

— Тонические судороги! — воскликнула Персис.

— Нужно ввести противосудорожный препарат, — подсказал Гарт.

Наклонившись над пациентом, Персис попыталась просунуть пальцы ему в рот, чтобы вытянуть язык, но как раз в этот момент он с силой сомкнул челюсти. Персис вскрикнула и отскочила. Чтобы удержать тело неподвижным, понадобилось четверо сильных мужчин; только тогда Монти сумел сделать инъекцию.

— Ну вот, теперь все будет в порядке, — проговорил он, убирая автоматический шприц. — Ты просто еще не готов жить в этом мире, дружище. Но не волнуйся — ты подготовишься, а мы тебе поможем. А сейчас — спи.

— Дай-ка я посмотрю, что у тебя такое, — проговорил Гарт и взял Персис за укушенную руку.

— По-моему, он прокусил перчатку, — ответила она плачущим голосом.

— И кожу тоже, — покачал головой Гарт. — Знаешь, тебе лучше заняться этим как можно скорее.

Персис неуверенно переступила с ноги на ногу.

— Отправляйся! Сейчас же! — приказал Гарт. — А ты, Монти, как следует застегни ремни. — Склонившись над пациентом, он негромко добавил: — Мы рады снова видеть вас среди живых, доктор Шихэйн.

Тело не ответило, но в его неподвижных глазах промелькнула какая-то искра.

…Здесь в каждом спит слепое убежденье,

Что прожитая жизнь была полна любви.

Филип Лэркин (1922–1985)

28

— МЭ-Э-Э-Э-РИ-И-И-И!!!

Нат с трудом приоткрыл один глаз. Казалось, под пересохшие веки насыпали песку, и теперь он скреб и царапал глазные яблоки. Над самым его лицом горела лампа — матовый светильник, забранный металлической решеткой, вокруг которого распространялось жемчужно-белое сияние. Потом у него заболело левое колено. Боль была внезапной и острой, и он попытался согнуть ногу, но у него ничего не вышло. Тогда Нат попробовал пошевелить другими частями тела. С огромным трудом ему удалось повернуть голову примерно на дюйм в сторону смотрового окна.

— МЭ-Э-РИ!!!

Он не услышал звука. Все тело ныло и болело, словно он заключен в тесную стальную клетку. Он слышал, как врач называл его состояние «псевдокомой». Когда это было? Вчера? Неделю назад? Чувство времени исчезло, и он не знал, сколько прошло дней. Зато он хорошо знал, что имел в виду врач. Ствол головного мозга, в котором расположены двигательные центры, поврежден массированным кровоизлиянием, так что теперь он мало чем отличается от далеких предков человека, которые барахтались в прибрежном иле, даже не помышляя о том, чтобы выползти на сушу. Моллюск… Или даже хуже — растение. Все члены как будто налились горьким ядом и отказывались служить. Он почувствовал, как к горлу подступает паника, и снова беззвучно закричал:

— ПОМОГИТЕ! КТО-НИБУДЬ, ПОМОГИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА!!!

Но никто не шел, и понемногу он успокоился и попытался вспомнить, как он оказался в этой комнате без окон. В памяти снова всплыло слово «псевдокома». В его времена это называлось «синдром запертого человека». Как посмел врач произносить это слово в присутствии больного, в особенности больного, который разбирается в медицине? Худший прогноз трудно себе представить. «Синдром запертого человека» означал ясное сознание при полной утрате двигательных функций и речи — сохраняется разве что функция отдельных глазодвигательных мышц, да и то не всегда. Впрочем, больные с этим синдромом все равно долго не жили… А кстати, почему все, кто к нему заходит, одеты в костюмы, похожие на противочумные? Он что, заразен?

С трудом приподняв руку, Нат уронил ее на грудь. Отлично! Если он может двигаться, следовательно, его мозговой ствол функционирует и ни о какой псевдокоме не может быть и речи. Потом его пальцы нащупали повязку, а под ней — операционный шрам: неровную, выпуклую дорожку уплотненной кожи, спускавшуюся вдоль грудины к животу. Может быть, у него был сердечный приступ, за которым последовал инсульт? Но ведь ему только тридцать семь, и он в неплохой физической форме!

Нужно учесть все возможности, подумал Нат. Может быть, ему недолго осталось. Может, он уже мертв и лежит на мраморном столе в морге, в то время как его душа, прежде чем отлететь, воображает эту комнату и даже эти его мысли…

«Интересно, — спросил себя Нат, — есть у меня номерок на ноге или нет?»

Он попытался приподнять голову, чтобы посмотреть на пальцы ног, но почувствовал острую боль в шее. Ощущение, впрочем, было довольно странное, как будто боль существовала отдельно от тела.

Что-то зашуршало над самым ухом, но Нат никак не мог понять, что. Медленно, с усилием, он сдвинул руку выше и коснулся толстой эластичной повязки, под которой прощупывался еще один операционный шрам. Шрам шевелился, словно живя своей собственной жизнью, и Нат снова почувствовал, как в нем нарастает ужас. Он попытался крикнуть, но, как и в прошлые разы, не издал ни звука.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем дверь распахнулась и в палату вошла молодая чернокожая женщина. Пристально посмотрев на него, она уселась в ногах его постели. Если бы Нат мог говорить, он бы обругал ее последними словами за то, что она оставила его одного. Если она только действительно его оставила. Не исключено, что перед ним ангел Господень, который специально спустился с небес, чтобы унести его с этой земли.

— Привет, Нат, меня зовут Хармони, — сказала негритянка чуть хрипловатым, низким голосом, и ему захотелось дотронуться до нее, чтобы убедиться, что она реальна, что он ее не вообразил. — Я — твой физиотерапевт. Каждое утро я буду приходить, чтобы помочь тебе сделать небольшую зарядку.