Ускользающая темнота - Ксения Баженова

– Зачем я тебе? У меня и мама, и детей не будет... Может быть.

– Я ведь не с мамой жить собираюсь. И вообще – она очень симпатичная женщина. Только несчастная. А мы ее развеселим. И детей родим. – Они немного помолчали. – Я знаю, Кать, ты меня еще не любишь. Но, как говорится, стерпится – слюбится.

Она не стала отрицать. Зачем начинать отношения с обмана.

– Я даже не знаю, где ты живешь. И телефона твоего.

– Это по недосмотру. Если только это препятствует твоему согласию, можешь узнать хоть сейчас.

– Я шучу. Это мелочи.

– Не бдительная ты. Так каков же будет приговор?

– Я согласна.

Стас облегченно выдохнул:

– Предлагаю обмыть выгодную сделку.

Катя засмеялась. Ей стало легко и весело. «Я обязательно его полюблю».

* * *

Да, на Новый год видно было, как она переживает из-за мамы, и он решил оставить ее одну, чтобы не смущать. Наверное, нужно было остаться и поговорить, но тогда получилось так. А потом он уехал и звонил, когда мог. А ее все не было. Решил, что телефон сломался. А она, смешная, сама с собой шампанское пьет, с зеркалом в коридоре разговаривает. Такая красивая! Будь у нее другой характер, отбоя бы от парней не было. Эта робость и неуверенность во взгляде совершенно меняют ее лицо. Но она такая, какая есть, какая и нужна Стасу. И все сложилось, как он и не мечтал. Может, Катя до сих пор любит Сергея, и, скорее всего, так и есть, но со временем все встанет на свои места – он постарается. Самого главного он добился.

Он бы и с родителями повздорил, будь они против. Но папе Катя понравилась, а всегда всем недовольная мама будет пилить любую невестку.

Москва. 1946 год

Совсем недавно уезжала Зоя из своей родной квартиры, а вернулась в чужой дом. Все здесь вроде было по-прежнему, но уже чувствовался иной дух – холодный и недружелюбный. Она поспешила было в свою комнату, думала скрыться там, но увидела на спинке собственной кровати чужую пижаму. Катина – поняла она. У зеркала на столике обосновались Катины банты и расческа. Куклы беспорядочно валялись друг на друге в углу в корзинке. И только Снежная королева надменно восседала на диване. На письменном столе поселились тетрадки и учебники «сестрички». Зоины же были сложены в стопку на подоконнике. Везде чувствовалось полноправное присутствие новой хозяйки.

Дверь в комнату открылась, и вошла Наталья Владимировна. Оглянулась и, убедившись, что в коридоре никого нет, плотно прикрыла створку и подошла к падчерице совсем близко.

– Значит так, маленькая тварь, – зло зашептала она. – Если ты не сделаешь так, как я тебе велю, я скажу твоему отцу, что ты совсем рехнулась и тебя упекут в психушку надолго. А уж что ты вытворяешь, я легко придумаю. Ты поняла меня? – Она взяла Зою за подбородок и заглянула ей в глаза. – Ну чистый урод! Вся в папочку. Я такого наговорю – и отец твой меня послушает. Он все равно целыми днями на работе пропадает. А я в его глазах святая женщина, как ты успела убедиться. И то, что ты сейчас здесь, а не на больничной койке – благодари меня. Ты все поняла, очкастая уродица?

Сквозь всхлипы девочка выдавила:

– Да. – Она чувствовала себя испуганной, униженной и отвергнутой всем миром, а главное, отцом. Ее любимым папочкой. И она больше всего боялась, что случится так, как говорит мачеха. Она верила, что так и будет, не выполни она ее требования.

– Что мне нужно делать?

– А ты не такая дура, как могло показаться. Будешь послушной девочкой, разрешу тебе жить в этой квартире. – И мачеха довольно усмехнулась. – Слушай. Когда придет твой папаша, скажешь ему, что хочешь оставить комнату Катеньке. Причину придумаешь сама. Чтоб завтра уже спала в каморке. Понятно? Я тебя спрашиваю, понятно?

– Да.

– Вот и умничка. – И она, похлопав Зою по щеке, удалилась.

И когда вечером пришел отец, Зоя так умоляла его, чтобы он разрешил ей переехать в «маленькую комнатку», совершенно искренне уверяя, что ей там будет хорошо и она с удовольствием отдаст Кате свою комнату, где они будут вместе делать уроки, что он, сильно уставший, довольно быстро согласился на причуду дочери. Наташа, которая «искренне» упрашивала Зою подумать и остаться с Катей, и даже намеревалась переселить вместо Зои в каморку свою дочь, на завтра распорядилась, чтобы помещение разобрали и поставили там кровать и письменный стол.

Осталась последняя ночь в когда-то ее комнате. Зоя легла на диванчике. Катя вела себя так, будто «сестры» вовсе не существовало на белом свете. Как ни в чем не бывало она переоделась, напевая, расчесала волосы перед зеркалом, заплела в косу, чтобы не путались, и невозмутимо легла спать. Отец, как обычно перед сном, зашел поцеловать дочку, а потом поцеловал и Катю...

– Спите спокойно, девочки мои, – сказал он и закрыл за собой дверь.

Мои девочки... Он что, каждый раз приходил целовать Катю на ночь, когда я была в больнице? Зоя чувствовала постепенно закипающий в ней гнев. Состояние походило на то, когда она в приступе бешенства красила свое лицо маминой старой косметикой, только многократно усилившимся из-за этих «моих девочек». Картинки перелистывались одна за другой – как отец целует Катю и поправляет на ней одеяло, как утром они все вместе завтракают за одним столом и смеются, как Катю отвозят в школу на папиной машине, на которой ее так редко возили, и все теперь знают, что ее папочка теперь еще и Катин. Как Наталья Владимировна смотрит прямо ей в глаза и называет маленькой тварью. «Я ненавижу вас всех, я вас всех ненавижу. Мамочка, помоги мне. Мне так плохо. Чего бы мне это ни стоило». И в эту бессонную ночь, она поклялась себе никогда больше не плакать, затаиться и ждать, пока судьба – а это непременно случится, должна же быть на земле справедливость, – подарит ей случай доказать всем, что твари они, а она, Зоюшка, – любимая дочка, единственная владелица своей комнатки, и своих кукол, и своих папочки и мамочки, и няни. Конечно, для вида она будет слушаться мачеху, чтобы та ничего не заподозрила. И станет ждать. И однажды этой злобной крысе и ее дочечке достанется по заслугам. Успокоившись, Зоя начала думать о Паше. Она не переставала вспоминать о нем все это время. Она еще ничего не знала об отношениях Паши и Кати.

* * *

Заканчивался учебный год. В школе всем уже все было известно. Катя постаралась будто бы случайно распустить слух среди одноклассников о своем новом статусе и о том, что Зойка только что вышла из психушки. И когда Зоя пришла в класс, она стала больной птицей, на которую тут же слетелась стая стервятников, чтобы пощипать ее тельце. Дети жестоки, им бы только найти повод. А тут повод был – лучше не придумаешь. Но, к их удивлению, Зоя не плакала, не огрызалась, не оправдывалась, а только молчала и так смотрела, что подходить к ней уже не хотелось. Через несколько дней издеваться стало не интересно. Улей поутих, и только кличка «придурошная» прилипла к ней вместо имени.