Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова - Андрей Венков

С 18 по 29 января отряды Фрейтага и Нестерова вместе валили Гехинский лес, прорубали дорогу от речки Гехинки к Валерику. Сам Гехинский лес – семиверстная глухая трущоба, через которую извивалась своими бесчисленными поворотами узкая арбяная дорога. На половине пути открывалась прогалина шириной в сто сажень и упиралась в крутой овраг не шире сорока шагов, за оврагом в трех верстах протекала по луговине, окруженной густым бором речка Валерик. Там Хаджи-Яхья с чеченцами сопротивлялся. Стрельба шла каждый день.

А на Кумыкской линии первые три недели – тишина. Только 23 января ауховский наиб Гойтемир, имевший лазутчиков во всех кумыкских аулах, напал на жителей Эндери, которые ездили за дровами, увел 30 пар волов в запряжках, одного убил, четырех ранил и четырех увел в горы в плен.

Потом 29 января 800 чеченцев подкатили к Герзель-аулу орудие и стали обстреливать. Комендант крепости майор Ктиторов выставил 7 своих орудий и после 25-го выстрела заставил чеченскую пушку замолчать. Тут с боковых валов часовые увидели, что большая партия конных под шумок мимо крепости хочет на плоскость пройти. Подняли тревогу, две сотни казаков полка № 20, стоявшие в Герзель-ауле, выскочили на перехват. Но чеченцы не стали рисковать и вернулись за хребет.

В тот же день на Яман-Су партия наиба Баты угнала скот из кумыкского аула Баташ-Юрт. Но кумыки, если их разозлить, народ отчаянный, они нагнали чеченцев на переправе через Аксай, бросились в шашки и скот вернули. А потом сами кумыки на чеченцев в набеги пошли. Ойсунгурцы, у которых 28 января чеченцы стадо ополовинили, 3 февраля спустились к Мичику и у самого Баты 300 баранов угнали и пастуха с собой увели. Жители Эндери из Дылыма тоже стадо угнали.

19 февраля кумыки из аула Хамамат-Юрт возвращались ночью из Таш-Кичу к себе в аул и увидели в стороне костер, там шайка в 30 хищников у огня грелась. Кумыки недолго думая, напали, шайку разогнали, одного чеченца убили, двоих ранили и взяли в плен, захватили 5 лошадей и два ружья.

После этих событий на Кумыкской линии до апреля установилось затишье. Чеченские пикеты выходили на Качкалыковский хребет, но наблюдали больше не за русскими, а за кумыками, куда и когда они стада выгоняют. Сам наиб Бата на хребет выезжал, да Гойтемир коршуном нависал над богатым селением Эндери.

11 марта объявили по Войску о первых производствах. Чин сотника получили полковой адъютант Одноглазков и баклановский земляк хорунжий Фетисов. В хорунжие произвели из урядников Кондрата Антонова, Новогригорьевской станицы. Чуть позже, 25 апреля, произвели в хорунжие Николая Померанцева, имевшего университетское образование. В остальном же – обыденность. Один казак прибыл дослуживать по переводу из полка Буюрова № 48, уходившего с Кавказа на Дон. Своих четверо умерло…

В начале 1846 года подполковник Шрамков уехал на Дон, и по личному приказанию Воронцова Донской казачий № 20 полк принял Бакланов. «Майором принял 20-й полк», – вспоминал потом Яков Петрович. Чин войскового старшины действительно приравнивался тогда к чину майора. Потто пишет, что Бакланов был назначен командиром полка в начале 1846 года «на законном основании». Однако формально в этой должности, судя по формулярному списку, он был утвержден только 10 февраля 1849 года. Да и полк, даже вернувшись со службы в 1850 году, значился в списках как «полк Шрамкова».

Что касается Шрамкова, то он вскоре умер. Приказ № 20 по Войску от 23 июля 1849 года исключал из списков умерших чиновников, и среди них значился «состоявший при Донском казачьем № 20 полку подполковник Дмитрий Шрамков 4 июня с.г.»[31]. В полковой книге отмечено, что он умер 15 июня 1849 года.

Работы новая должность предоставила Бакланову более чем достаточно.

Вошел Бакланов в круг полковых командиров, стал непосредственно общаться с командующим войсками на Кумыкской плоскости, с командующим войсками на всем левом фланге. По-новому стал Бакланов к окружению приглядываться. Про соседей и командиров узнавать. Низовцы – народ любопытный, прирожденные разведчики. Сразу же Бакланову представили самые достоверные факты, узнанные в соседних полках, на соседних кордонах.

С командиром левого фланга повезло. Генерал Фрейтаг, бывший командир Куринского егерского полка, – немец. Но, говаривали, «немец, каких русских мало». Храбр, в бою расторопен, но по службе ленив и беззаботен. Представляется в шутку: «Турецкого генерального штаба». Так же в шутку признается, что портер и шампанское прославили его больше, чем победы. Линия – излюбленный край для искателей приключений, отличий и наград. Слетаются к Фрейтагу молодые гвардейские офицеры из Петербурга, а он их представляет к наградам по делу и без дела. Они же его в Петербурге возносят до небес, легенды о нем рассказывают. Впрочем, на Кавказе Фрейтаг давно, опытен, бывший командир Куринского егерского полка.

На Кумыкской плоскости командует войсками полковник Козловский, поляк из Могилевской губернии. В бою храбр и хладнокровен, но ни умом, ни образованием не отличается, к тому же любит кутить. Солдаты считают, что он от пуль заговоренный, потому что под пулями на белом коне туда-сюда разъезжает. Тайный католик. По праздникам ходит в православную церковь и крестится правильно – справа налево, а потом под шинелью перекрещивается по-католически – слева направо. Говорит, что окончил Моздокский университет. Проверяли: нет в Моздоке университета. А Козловский как получил офицерские эполеты (еще до Ермолова), так и просидел безвылазно 17 лет в укреплении Казы-Юрт, в линейном батальоне. Закоренелый человек…

Формально всеми войсками командует генерал Лабынцев, начальник 19-й пехотной дивизии. Но войск у него под рукой нет, все по Линии разбросаны, а сам Лабынцев сидит в Георгиевске и ругает всех прохвостами. Генерал этот умен, грамотен, опытен и храбр, но скуп и неуживчив. Славен тем, что при Паскевиче первым в Карс ворвался во главе егерской роты.

В Даргинской экспедиции Лабынцев и Козловский, как говорят, вынесли на своих плечах остатки отряда, и теперь им, ясное дело, несдобровать. Воронцов им этого не простит.

И про главнокомандующего Воронцова низовцы многое прознали. Прозвище у него – «аглицкая душа». Ездит на гнедой лошади, сам весь в черном, а фуражка белая. Возят за ним три значка – голубой и красный с белыми крестами и белый с черным крестом. Спокоен, внешне никогда не меняется, улыбается, и всё. После Даргинской экспедиции принялся искоренять торговлю оружием и порохом, а то многие наши чиновники и торговцы чеченцам порох поставляют. Воронцов таких ловит и вешает беспощадно. Законов не знает и знать в таком случае не хочет. В Тифлисе у своей квартиры поставил железный ящик для доносов. Любит поучать, хотя ему тут, на Кавказе, самому учиться и учиться.

Выслушал все это Бакланов и вздохнул:

– Ладно, послужим…

Полк раскидан по укреплениям и постам от Сунжи до Сулака, самый западный пост – Таш-Кичикский – в 12 верстах от станицы Шелкозаводской, стоит там солдатская слободка на левом берегу Аксая. От Таш-Кичу на 30 верст тянется ровное место до крепости Внезапной, пересекают его речки Яман-Су и Ярык-Су. Вся эта долина – самое опасное место, ибо еженедельно подвергается набегам из лесов и с гор.