Зов черного сердца - Александр Белов

– Мальчик подозревается в серии жестоких убийств. – Кольцов больше не собирался щадить чувства матери чудовища. Если она слепа, кто-то обязан открыть ей глаза. – Поверьте, доказать его причастность будет не слишком сложно.

– Какие еще убийства?! – Михаил сделал то, чего Кольцов никак от него не ожидал, а именно расправил плечи, поднялся, возвышаясь над ним; от прежней инфантильности не осталось даже намека: – Я никого не убивал! Зачем мне это нужно?

– Сядьте, – тихо велел следователь, – пока наша беседа действительно носит неофициальный характер, но я все равно могу вас задержать, поэтому давайте все же поговорим.

– Не о чем мне с вами разговаривать! Я могу свободно передвигаться, где и когда захочу, законом не запрещено!

– Все так, – покивал Кольцов, – если бы точно так же вас не видели в другом месте, где в то же самое время происходили похожие преступления.

Он действовал наугад, однако, судя по тому как побледнела женщина, как она прижала ко рту ладонь, сдерживая рвущийся возглас, понял, что попал в точку.

– Или снова спишем на ваше желание прогуляться? А что, место для прогулки самое подходящее: строящийся объект, за чертой города, охраняемый, между прочим.

– Вранье! Нет там никакого сторожа! Мы по тем руинам еще в детстве лазали.

– Михаил, – вкрадчиво сказал Кольцов, – вы очень прозорливый молодой человек. Второй раз я не называю вам фактов, но вы их легко угадываете. Быть может, вы экстрасенс и читаете мои мысли?

Про экстрасенсов он спросил не просто так. Ведь если Инга права, упоминание объекта ненависти или же какого-то садистского вожделения должно было вызвать у настоящего преступника ответную реакцию. Здесь реакция тоже была, правда совсем не та, которую ожидал увидеть Кольцов.

Михаил схватился за голову, запустив пальцы и в без того взлохмаченные волосы, сжал так, что раздался звук похожий на треск, а потом завыл: по-звериному, протяжно, громко. На пол начала капать не то слюна, не то слезы. Женщина бросилась успокаивать сына, но он оттолкнул ее, да так сильно, что она осела на пол, сдавленно вскрикнув от боли.

Кольцов не знал, кому помогать в первую очередь и нужна ли помощь скорчившемуся мужчине, который совершенно отчетливо… плакал. Теперь он не только слышал всхлипывания, но и видел напряженную спину, подрагивающие плечи. Женщина уже успела подняться сама, не делая попыток приблизиться к сыну, по всей видимости, у нее имелся определенный опыт в подобных случаях.

Но Кольцов и сам уже понял, что делать, ведь из-под ворота футболки Михаила выскользнула подвеска на грубой веревке, которая немедленно привлекла внимание следователя. Засушенная птичья лапка болталась на шее подозреваемого, и теперь его смело можно было записывать в обвиняемые. Других доказательств его вины не требовалось.

– Откуда у вас это? – Кольцов потянулся к лапке, но реакция мужчины оказалась молниеносной. Сжав безобразное украшение в кулаке, он сунул его обратно под одежду.

– Я не убивал птицу и не отрывал ей лапу, если вы об этом. – Вытер слезы тыльной стороной руки, громко шмыгнул носом, вперился в Кольцова колючими зрачками.

– Вам придется проехать со мной.

– Как? – женщина натурально взвизгнула, хотя обращение было даже не к ней. – Вы ведь обещали, что не причините ему вреда!

– Точно такую же лапку обнаружили у одного из убитых, – терпеливо объяснял следователь, хотя терпения у него оставалось все меньше. – Предположительно, он сорвал ее с убийцы. Она могла висеть у того на шее.

– Моя лапка на месте, – резонно возразил Михаил. – Ищите того, у кого ее нет.

– Не вижу ничего смешного.

– Так я и не смеюсь. Глупо обвинять человека в чем-то, основываясь на косвенных уликах и домыслах.

– Ваше присутствие на местах преступлений в момент их совершения уже довольно веская улика.

– Однако не дает вам оснований предъявлять мне обвинения.

– Михаил, если ваша невиновность будет доказана, я лично перед вами извинюсь. – Кольцов поднялся, давая понять, что более не намерен ждать. – Сейчас же попрошу вас проехать со мной для улаживания формальностей. Ближайшие пару суток вам придется провести в СИЗО. Можете собрать необходимые вещи.

Дальнейшее происходило стремительно, к тому же сработал фактор неожиданности, чем Кольцов и оправдывал свое замешательство, а как следствие – несвоевременное реагирование.

Михаил кулем рухнул к его ногам и стал биться лбом об пол, речитативом повторяя одну и ту же фразу: «Я ничего не помню, а значит не виноват!»

Кажется, он говорил еще что-то о ведьмах, не отпускавших его домой, и о сером тумане.

– Они во всем виноваты! Не я! – выдал он надрывно, обрывая крик надсадным кашлем.

Мать застыла в стороне каменным изваянием, даже она опешила от поведения любимого дитятки. А дитятко чугунным лбом взяло и ударило Кольцова в колено. Вспышка боли, короткий шок и разноцветные мушки перед глазами дали паршивцу фору.

Бросившись к двери, Кольцов надеялся схватить беглеца, когда в полумраке столкнулся с чем-то огромным и твердым. Поднял глаза и им же не поверил. В тесной прихожей, ставшей таковой от заполнившего ее тела, стоял Жора и непонимающе таращился на Кольцова.

Драгоценные секунды были потеряны, Кольцов в бессильной ярости сжал кулаки, которые так и тянуло почесать о Жорину морду. Сама по себе морда ничего ему не сделала, ну или почти ничего, раз все же потянуло почесать-то.

– Ты что здесь делаешь?

– Живу, – удивленно ответил Жора и оглянулся за спину, дабы удостовериться, что не ошибся дверью. – Куда малой помчал?

Вопрос предназначался не Кольцову, а стоящей позади него женщине, и он чуть отступил, позволяя Жоре протиснуться к ней.

– Лен, ты чего? – Здоровенные ручищи, по определению не способные причинять ничего, кроме боли, прижали к широкой груди дрожащее тельце. – Опять Мишка чего отчебучил? Или…

– Никаких «или»! – пресек попытку найти виноватого среди присутствующих Кольцов. – Ваш малой сбежал при попытке к задержанию.

– Какому еще задержанию? – Жора спросил, а женщина сильнее уткнулась в обтянутую свитером грудь, откуда немедленно стали доноситься приглушенные рыдания.

– Законному.

– Он хоть куртку надел? – отпрянув от груди Жоры, вмешалась женщина.

– И куртку, и кроссовки, – начал перечислять тот, – он же на улицу побежал, как иначе?

Так и есть! Вот что сразу смутило Кольцова, когда Михаил только вошел в кухню. Он оказался почти полностью одетым, хотя, по словам матери, спал и она его разбудила. Можно допустить, что джинсы он натянул, дабы не появляться перед посторонним человеком в трусах, футболка вообще универсальный предмет гардероба. Из общей картины выбивались кроссовки. Стоптанные, с грязными разводами – определенно уличные. Выходит, все время, пока Кольцов говорил на кухне с Еленой, тот подслушивал, заранее готовя побег, и все произошедшее после с заламыванием рук и невнятными завываниями разыгранный перед единственным зрителем спектакль? Если мать знала о его планах, ее придется привлечь за соучастие. Но что-то подсказывало Кольцову, что и она стала невольной наблюдательницей нечаянно раскрытого таланта к лицедейству ее сыночка.