Морпех. Зеленая молния - Иван Басловяк

Это был сам лавочник. Убивать его в мои планы не входило, но судьба распорядилась по-своему. Я хотел выкрасть прыщавого доносчика и повесить на площади, где казнили преступников. Но бессонница его папашки заставила план поменять. Тихо ступая, мы нашли комнату того, кто мне был нужен изначально. Она тоже была не заперта. В узкое окошко светила тонким серпиком луна. Её света мне хватило, чтобы разглядеть: на широкой кровати свернувшись клубочком, спал выродок, лишивший меня любимой. Такой невинный, беззащитный, глупый ребёнок! Но сколько жизней он ещё отнимет, сколько загубит судеб, если дать ему жить дальше? Я нашёл на прикроватном столике свечу и зажёг её от лежавшего тут же огнива. Потом оторвал рукава висевшей на спинке кровати рубашки и тихонько потряс Иуду за плечо. Тот что-то пробормотал и попробовал повернуться на другой бок, но я встряхнул его уже энергичней. Гадёныш открыл глаза и рот, в который я тут же воткнул кляп. Потом, резко отбросив одеяло, перевернул его на живот и связал руки. Схватив за волосы, выдернул пленника из кровати и посадил на стул. Он смотрел на меня огромными от ужаса глазами и мелко трясся, а под ним расплывалась вонючая лужа.

– Что, деточка, стра-а-шно? – с издёвкой произнёс я. – А доносы писать на невинных людей и смотреть потом, как они горят на костре, весело?!

Меня стало потряхивать от сдерживаемой ярости. Пепе, тихо подойдя, произнёс:

– Дон Хуан, я пока дом осмотрю, а вы тут сами, – он выразительно посмотрел на пленника. Тот затрясся ещё сильнее и начал что-то мычать сквозь кляп, сползая со стула на пол, но мне не нужны были его слова. Я пришёл за его жизнью!

Я умолчу о том, что с ним сделал. Я отомстил, и это главное. Злость ушла, осталась только пустота. Дело сделано. Я решил начать жить по-новой, и когда мы пришли на корабль, приказал называть себя Рамоном, негоциантом, а не идальго. Так я отказался от дворянства. А дальше всё проще и трагичней. Шквал у островов Зелёного мыса, сломанные мачты, с которых не успели сбросить паруса неопытные матросы. Обломки бригантины на берегу пустынного островка и четыре месяца борьбы с голодной смертью. Я лишился почти всех своих новобранцев. Выжили только мои шестеро старичков и двое матросов, нанятых в Кадисе. Потом нас нашёл дон Мигель, чей корабль так же шквалом снесло к нашему острову. Но ему повезло, его каракка осталась цела. Нам так же повезло, что его каракка осталась цела. С тех пор и плаваем вместе. Сделали рейс в Новую Испанию. Теперь везём вас в Буэнос-Айрес. Вот и весь мой рассказ. Длинно получилось, так ведь я тебе, кабальеро, про всю свою жизнь поведал, без утайки. Я убийца, вор и пират, не ограбивший ни одного судна и не загубивший ни одной невинной души. Меня, возможно, разыскивают, а, может, и нет, сочтя погибшим.

Рамон замолчал. А я встал, налил ему вина и повернулся к окну. За ним, как и вчера, и позавчера, расстилался океан. За кормой резвились дельфины, над водой парили большие птицы, альбатросы, кажется. Мне было не до них. Я думал о поведанной мне человеческой судьбе. Рамон не врал. Благодаря своему нательному кресту я мог это определить: крест становился ощутимо холодным, если тот, с кем я говорил, лгал. Узнал я об этой способности креста случайно, но несколько раз успел проверить. Я повернулся к Рамону.

– У русских существует такой обычай, – произнёс я. – Заключив какой-либо договор или соглашение, мы жмём руки. Это называется «рукопожатие». Делается оно для того, чтобы показать: в руке нет оружия, люди доверяют друг другу, между ними нет обмана.

Выйдя из-за стола, я протянул ему руку. Рамон подал свою.

– Капитан, я жму твою руку в знак моего к тебе доверия.

Мы обменялись крепким рукопожатием. Затем наполнили кубки остатками вина, чокнулись и выпили. Я перевернул свой и сказал:

– Ещё один обычай: выпив вино и перевернув кубок, как я это сейчас сделал, мы показываем, что в нём не осталось ни капли зла или недоверия к тому, с кем осушаем чаши.

Рамон, допив своё вино, так же перевернул кубок и произнёс:

– Я становлюсь русским! Осталось только выучить ваш язык, креститься в вашу веру и сменить имя, и я действительно начну новую жизнь!

– Если ты действительно желаешь креститься в православную веру, то обратись к отцу Михаилу. Это его епархия. Он и новое имя даст при крещении. И ещё. А как отнесутся к твоему решению твои люди? Они могут и не одобрить его.

– Заставлять их делать то же, что и я, я не могу. Они свободные люди. Именно за свободой мы и бежали в Новый Свет. Каждый будет решать сам. Я поговорю с ними, когда придём в порт.

– Это правильно, идальго, а сколько нам ещё идти до Буэнос-Айреса?

– До входа в устье Рио де Ла-Плата при таком ветре ещё около четырёх суток. Я, как и сказал, подошёл ближе к берегу. Его уже должно быть видно. Недалеко от устья Ла-Платы будет островок. Небольшой. На нём морские звери с рыбьими хвостами живут. В Серебряную реку входить надо остров огибая слева, мористее, иначе на мель нарваться можно, что между островком и мысом материковым река намыла. Дальше, в русле реки, увидим ещё один остров с милю длиной, Исла де Горрити называется. За ним есть просторная бухта с песчаным берегом, удобным для швартовки. Это всё мне дон Педро и капитан рассказали, поделились своими знаниями. Я-то здесь не был, а они уже были. От мыса до порта Буэнос-Айрес, с ночными стоянками на якорях, ещё выйдет суток четверо. Идти будем медленно, но зато на мель не налетим. Заканчивается ваше путешествие!

Внезапно в каюту вбежал матрос и прокричал:

– Там, там чудовища морские! Огромные!

Я и Рамон ринулись на палубу. Вдоль левого борта выстроилась почти вся команда галеона, включая и моих стрельцов. Все молча смотрели в океан. Там, то появляясь среди волн, то вновь в них погружаясь, резвилось стадо китов.

– Кто это? – услышал я вопрос, неизвестно кому предназначенный. Голос вопрошающего дрожал.

Я буквально физически чувствовал страх, нарастающей волной исходивший от людей.

– Что, морячки, спина в ракушках! – крикнул я, привлекая внимание к себе. – Китов никогда не видели? Так смотрите! Это самые большие животные во всём мире. А хотите знать, чем эти огромные чудовища питаются?

– К-корабли г-г-глотают, – произнёс, заикаясь, кто-то у меня за спиной. Я повернулся к сказавшему и спросил, откуда он это знает.

– Я у капитана в каюте был. На столе портулан лежал. Я заглянул, а там вот это чудовище нарисовано, корабль в пасти держит!

– А написано было «Здесь водятся чудовища», да?

– Не знаю, я читать не умею.

– Слушайте, что я скажу! – я повысил голос, чтобы было слышно всем. – Эти звери не едят корабли, как не едят и людей. Они даже крупную рыбу не способны проглотить. А едят такие огромные животные вот это! – я указал рукой за борт. Окружавшие меня люди уставились на воду, поверхность которой была покрыта обширными желтовато-рыжими пятнами планктона. Местами виднелись скопления зоопланктона – мелких рачков, создававших впечатление насыпанных в воду рисовых зёрен.